Добрый вечер
Шрифт:
Бежать надо…
Остановились, прислушались, Перестрелка – в том длинном здании. Еще метров семьдесят по прямой. Но придется обегать огромную яму. Накопали.
…Не отставать, не отставать от Астахова!
…Литвин отпрянул назад.
Пуля прошла, у самой головы и разочарованно чмокнула о кирпич.
Георгий не удержал равновесия и упал на колени. Внизу раздался щелчок, еще один и злобный мат Трефа.
Патроны у него кончились…
Хорошо!
А почему не выстрелил его пистолет?
Всё
Литвин оттянул затвор, встал во весь рост и взглянул вниз.
Треф подошел к Сашке.… К телу Сашки.
Георгий выстрелил, целясь по ногам Трефа. Пуля прошла рядом. Тот отпрыгнул в сторону.
Этого зверя нужно брать живым. Чтобы стоял перед судом, слушал приговор, а потом сам отсчитывал свои последние часы.
Теперь он, Георгий, не должен выпустить его отсюда. От него будет ли этот бандит стоять перед судом.
Треф поднял толстую палку. Протянул ее к неподвижному телу, стараясь подтянуться к себе пачку денег.
Литвин прицепился. В такой темноте трудно попасть…
Выстрел.
Есть…
Расщепленная пулей палка отлетела в сторону.
Рука у Трефа начала пульсировать болью. Контузило слегка от удара пули. Научились стрелять. Что же делать, что делать?! Черт с ними, с деньгами. Но у Сашки еще и билет на поезд! Но опер не даст! Бежать?! А если пуля в спину?
Надо попробовать. Пока не поздно. Иначе…
Треф развернулся было к выходу, но вдруг услышал приближающиеся голоса.
– Внизу он, внизу! – закричал Литвин.
– Распределиться по этажам! – скомандовал Астахов. – Быстрее, быстрее, ребята!
Сам он рванул по нижнему коридору. Дробов за ним. Совсем немного осталось. Сзади бежал еще кто-то.
Впереди они услышали крик. «Георгий! Жив! Кричит, что внизу. Треф?! Не уйдет!»
Астахов вдруг споткнулся и припал на одну ногу. Зацепился за что-то. Добров не стал его дожидаться. Вон оттуда слышен голос Литвина. Вход здесь…
Бегут. Со всех сторон. Неужто, все?!
Нет, до конца…
Зубами горло станет рвать за свободу.
Треф услышал шаги совсем рядом, тяжелое дыхание. Он отскочил к дверному проему, перехватил поудобнее рукоять нагана.
Дробов успел сделать только шаг в тускло освещенное помещение. Сзади его обхватила сильная рука. Воздуха сразу не стало. Он попытался перебросить своего противника через плечо, но тот оказался проворнее.
Дробов почувствовал сильную боль в голове и потерял сознание..
…Треф еще раз со всей силы ударил опера по голове, рванул оружие, отпустил обмякшее тело. Развернуться он ее успел. Кто-то большой и сильный навалился сзади, сбил с ног, перехватил руку, отнимая оружие, с хрустом вывернул ее назад, подтянул вторую и защелкнул браслетами.
Глава VII
Вечером небо очистилось и стали видны звезды. Но Вере не хотелось смотреть на небо. Она не могла видеть решетку. Как, она за решеткой?! За что? Разве она виновата в том, что произошло?
Разве не виноват Федор? Мужик он или нет? Стукнул бы кулаком по столу, спустил бы соперника с лестницы, ну побил бы её, в конце-концов. Сразу бы шелковой стала. Что она, себя не знает?
А Зина? Подруга, называется. Поговорила бы, как надо, опекала бы. Ей ведь так совета не хватало.
И мать. Воспитанием совсем не занималась. Доброты не видела она материнской. Тряпки ласки не заменят. Эх, если простят, она бы знала, что для Даши сделать, она смогла бы ей вкус привить.
Вкус… Анатолий кроме искусства и знать ничего не хотел. Ее не хотел. А будь по-другому, к чему ей Сашка и Николаи?
Ни к чему? Она же не развратная женщина. Не она во всем виновата, не она…
На шикарной мебели лежал слой пыли. Квартира стала какой-то чужой, не похожей на ту, прежнюю. А разве он не изменился?
Силаев, не снимая плаща и ботинок, медленно пошел в комнату и, еще раз, оглядевшись, сел в кресло. Похудевший, в ставшем великоватом костюме. Бодрость так к нему и не возвратилась. И безудержной уверенности в собственной удачливости тоже не осталось. Считай, что он заглянул по ту сторону бытия, познал нечто недоступное…
Да нет, он просто понял себе цену. Толстый поросенок, которого все ждут, не дождутся, как заколоть. И нечего лицемерить перед самим собой. На другое он не годен. Ни для общения, ни для любви, ни для дружбы. Те сволочи просто и откровенно показали это. За все время в больнице ни один дружок не появился. И жены не пришли. Зато несколько раз приходили женщины с работы. Уставшие, замотанные, а все равно заскакивали проведать.
Вячеслав Ионович закурил и поймал себя на мысли, что он, пожалуй, не удивился бы, приди к нему и Худокормов.
Силаев поднялся, зажег свет. Он начал искать свое удостоверение. Завтра он выйдет на линию. Он начинает новую жизнь…
Астахов шел домой, Он сегодня очень устал. Ему хотелось только одного – горячего чая с лимоном. И еще, после чая, когда отпустит усталость – выкурить папиросу.
Мама ни о чем спрашивать не будет. Она поймет, что сыну просто надо отдохнуть. Почему же «та» никогда не хотела понимать его?..
То, что раньше было Сашкой положили на оцинкованный стол и ушли. Прозектор со скукой посмотрел на него и зевнул. Так, ничего интересного.
Шаркая ногами, он пошел к себе в каморку кормить рыбок, которыми он приторговывал на Птичьем рынке по воскресеньям.
Не будет он сегодня этим привезенным заниматься. Поздно уже. Все равно, патологоанатом придет только завтра…
Попов успокаивавший плачущих жену и дочь Дробова поднялся навстречу врачу.