Добыча золотого орла
Шрифт:
Однако Катон понял, что это бегство породит эффект лавины. Так и произошло – то один, то другой солдат начинал пятиться, виновато поглядывая на товарищей. Теперь римляне отступали все быстрее; враги же, напротив, наседали все с большей решимостью. По мере того как они оттесняли римлян все дальше от брода, у них появилась возможность расширить фронт в наступлении, то есть ввести одновременно в бой больше воинов. Было очевидно, что скоро они оттеснят от брода не только центр, но и крылья когорты, после чего она будет окружена и неминуемо уничтожена.
Максимий прекрасно видел надвигающуюся опасность и понимал, что ради спасения своей когорты должен действовать
– Первая центурия, покинуть левый фланг!
Когда его собственное подразделение перестроилось, встав под углом к центурии Туллия, Максимий повернулся к другому концу строя и прокричал Катону:
– Шестая центурия, разворот налево!
– В колонну по два становись! – приказал своим бойцам Катон. – Бегом марш!
Обежав когорту с тыла, они пристроились к центурии Максимия, тоже под прямым углом, параллельно солдатам, продолжавшим сражаться с бриттами. После завершения этого маневра Максимий в последний раз оценил ситуацию и предпринял решающий шаг.
– Когорта, напра-во! Выходим из боя!
Шаг за шагом когорта начала смещаться вниз по течению. Подразделения, продолжающие противостоять бриттам, сосредоточились на поддержании строя, а не на нанесении ущерба врагу. Сейчас главное, чтобы отход осуществлялся организованно. Разорвав контакт с противником, Пятая центурия совершила круговой маневр и пристроилась к бойцам Катона. Однако теперь когорта сместилась вдоль берега настолько далеко, что на левом фланге образовался разрыв, чем немедленно воспользовались бритты, вступившие в схватку и с бойцами Первой центурии. Непрерывный поток варваров, пересекающих брод, грозил римлянам окружением, и Максимий бросил взгляд направо, обеспокоенный тем, что может не успеть завершить перестроение когорты из линии в прямоугольник до того, как варвары окажутся у него в тылу. Наконец Четвертая когорта покинула брод и, совершив обход, заняла свое место, завершив построение защитного каре. Прикрытый со всех сторон щитами прямоугольник начал медленно отходить от брода по дороге, туда, где должны были находиться основные силы легиона – единственная надежда на спасение.
Все больше и больше варваров, беспрепятственно пересекая реку, обрушивались на отступающих римлян. Катон, стоявший в первой шеренге своей центурии, следил за тем, чтобы щиты были сомкнуты сплошной стеной. Как и все его бойцы, он медленно отходил под беспрерывно сыпавшимися на выпуклую поверхность щитов ударами, не упуская при этом ни малейшей возможности сделать выпад своим коротким мечом. Не раз и не два эти удары достигали цели, свидетельством чему были то крик боли, то рев ярости. Однако и когорта, по мере отступления от брода, несла потери. То здесь, то там раненый воин выпадал из строя, но его место тут же занимал боец из задней шеренги. Раненых, которые могли идти, перемещали в центр каре; остальных, увы, оставляли лежать на земле, обрекая на верную смерть от рук безжалостных варваров.
Когда-то, в начале службы, это казалось Катону ужасным бессердечием, но теперь он воспринимал подобные действия как суровую неизбежность войны. Как бы ни ужасала его возможность, получив тяжелую рану, оказаться брошенным в беспомощном состоянии, Катон понимал, что не вправе требовать, чтобы остальные жертвовали своими жизнями ради его спасения. Таков был суровый кодекс легионов.
Слева от него раздался
– Не бросайте меня! – послышался умоляющий, полный ужаса голос. – Во имя милосердия, не бросайте!
Неожиданно чья-то рука ухватила Катона за лодыжку.
– Командир!
Катон бросил взгляд вниз. Один из его подчиненных, новобранец, чуть постарше годами самого Катона, лежал на земле, приподнимаясь на локте. Удар вражеского меча, пришедшийся под колено, рассек мышцы и сухожилия, свалив несчастного наземь и лишив способности двигаться.
– Командир! – с мольбой взывал легионер, цепляясь изо всех сил. – Спаси меня!
– Отпусти! – рявкнул Катон. – Отпусти меня немедленно, иначе, клянусь, я тебя сам убью!
Раненый солдат смотрел на него с отвисшей челюстью. Между тем Катон заметил, что следующий в ряду воин сделал маленький шажок в сторону, и в строю образовалась опасная брешь.
– Отпусти ногу! – заорал Катон.
На миг хватка ослабла, но тут же, на волне возобновленной паники, усилилась снова.
– Спаси меня! – истошно вопил раненый.
Выбора у Катона не было: промедли он хоть мгновение, и какой-нибудь вражеский воин наверняка прорвется в разрыв между центурионом и следующим бойцом в шеренге. Взмахнув мечом, Катон рассек раненому предплечье чуть выше запястья. Пальцы разжались, Катон рывком высвободил ногу и, сделав шаг в сторону, восстановил целостность строя.
Раненый завопил от боли, а потом разразился проклятиями в адрес покидавших его товарищей по оружию.
– Ублюдки! – орал он им вслед. – Проклятые ублюдки!
Когда Катону снова представилась возможность оглядеться и оценить ситуацию, он увидел, что брод остался позади и когорта находится на середине пологого склона, на который поднимается идущая параллельно Тамесис дорога. Враги продолжали роиться вокруг каре в стремлении уничтожить римлян, но ряды атакующих больше не пополнялись теми варварами, которые по-прежнему во множестве переправлялись с дальнего берега. Они по большей части без промедления направлялись вверх по течению реки, стремясь как можно скорее уйти подальше от следовавшей по пятам армии командующего Плавта.
По мере того как когорта поднималась по склону, вражеские атаки становились все менее яростными, бритты все чаще останавливались, чтобы, опершись на древки копий, перевести дух. Вся дорога от брода была усеяна телами как римлян, так и бриттов, окровавленными и искромсанными ударами мечей и копий.
Наконец противник отстал, но Максимий приказал своим бойцам остановиться, лишь когда они поднялись на вершину холма. Всего в трех сотнях шагов от них маршировала, удаляясь от брода и не предпринимая более попыток атаковать когорту, вражеская армия. Возникни у Каратака такое желание, он мог бы добить римлян достаточно быстро, но туземный вождь не собирался тратить на них время.
– Опустить щиты! – скомандовал Максимий, и изможденные легионеры с облегчением поставили щиты на примятую траву и тяжело облокотились на них, радуясь возможности отдышаться. Ниже по склону бритты, сначала выбившие с переправы Макрона и его центурию, а потом отбросившие от брода остальную когорту, тоже переводили дух, опираясь на оружие. Противники устало обозревали друг друга, но намерения возобновить схватку ни с той, ни с другой стороны не наблюдалось. Ни у тех, ни у других не было к тому ни малейшего желания.