Добыча
Шрифт:
– Уволиться? – переспросил я. – Ты советуешь мне уволиться из-за того, что он нарушает закон?
– Нет, – ответил Гэри. – В качестве поверенного я рекомендую тебе, узнав о незаконной деятельности, исполнить свой гражданский долг и сообщить обо всем властям. Но в качестве друга советую заткнуться и быстро мотать оттуда.
Я решил, что он не прав. Больше того, теперь я начал гадать, действительно ли код у нас украли. Может, его попросту продали?
Я переговорил с одним из членов совета директоров нашей компании. Оказалось, что и он во всем этом
Когда мы с ним наконец покинули здание компании, я сказал:
– Ну, по крайней мере все закончилось.
– Ты так думаешь? – спросил Гэри.
Разумеется, ничто не закончилось. Каким-то таинственным образом я превратился в меченого. Квалификация у меня была превосходная. Но куда бы я ни приходил поговорить о возможной работе, быстро обнаруживалось, что собеседникам я не интересен. В конце концов я попал на собеседование к человеку, которого немного знал, к Теду Ландау. Когда все закончилось, я сказал:
– Тед, я прошел десять собеседований за десять дней. Скажите, что вы обо мне слышали?
Он вздохнул:
– Джек Форман. Возмутитель спокойствия. Агрессивен. Вспыльчив. Не умеет работать в команде. – Он помялся и добавил: – Предполагается также, что вы участвовали в каких-то махинациях.
– Я участвовал в махинациях? – воскликнул я.
Я чуть не сказал Теду куда больше, но сообразил, что тогда действительно буду выглядеть вспыльчивым и агрессивным. А потому смолчал и лишь поблагодарил его. На прощание он мне сказал:
– Джек, переждите немного. В Силиконовой долине все быстро меняется. Подождите несколько месяцев…
Я понимал, что он прав. И в конце концов перестал слишком уж суетиться. До меня дошли слухи, что «МедиаТроникс» того и гляди рухнет, что ее руководству могут быть предъявлены обвинения. Я чуял, что дело идет к моей реабилитации, но пока мне оставалось только одно – ждать.
И я начал водить детей в школу, забирать их оттуда, ездить с ними к врачу, на футбольные тренировки. Первые несколько обедов, которые я состряпал, были ужасны, однако потом дело пошло на лад.
И вот, не успел я как следует оглядеться, как уже покупал в «Корзине и бочке» подставки под тарелки. Причем это казалось мне совершенно нормальным.
Джулия вернулась домой около половины десятого. Я смотрел по телевизору бейсбол и на время особого внимания не обратил. Джулия подошла, поцеловала меня сзади в шею и спросила:
– Все спят?
– Кроме Николь. Она еще возится с домашним заданием.
– Не поздновато ли?
– Нет, милая, – ответил я. – Мы с ней договорились. В этом году она может ложиться в десять.
Джулия пожала плечами.
– Как Аманда?
– Простуда вроде проходит. И есть она стала лучше.
Я пошел за Джулией в детские спальни. Она зашла к Аманде, склонилась над ее кроваткой, нежно поцеловала спящую дочку. Глядя на нее, я думал, что в материнской заботливости присутствует нечто такое, чему отец никогда научиться не сможет. Джулия вслушалась в спокойное дыхание Аманды и с явным облегчением сказала:
– Да, ей лучше.
Она проверила Эрика, потом отправилась в комнату Николь. Та сидела за ноутбуком, но, когда Джулия вошла, захлопнула его крышку.
– Привет, мам.
– Не кажется ли тебе, что уже слишком поздно?
– Но мам…
– Ты вроде бы должна заниматься уроками.
– Я их сделала.
– Тогда почему ты не в постели? Я не хочу, чтобы ты целыми ночами болтала по компьютеру с подружками.
– Мам… – обиженно сказала Николь.
– И нечего смотреть на отца. Сейчас я разговариваю с тобой.
Я обнял Джулию за плечи и сказал:
– Да, действительно уже поздно. Хочешь чая?
– Джек, я разговариваю с Николь. Пожалуйста, не вмешивайся.
– Милая, мы договорились, что она может не ложиться до десяти. Не знаю…
– Если она сделала свое домашнее задание, ей надо тут же отправляться в постель. Я не желаю, чтобы она день и ночь сидела за компьютером.
– Она этого и не делает.
Тут Николь залилась слезами и, вскочив на ноги, закричала:
– Ты всегда ко мне придираешься! Ненавижу!
Она убежала в ванную и хлопнула дверью. Шум разбудил малышку, и та расплакалась. Джулия повернулась ко мне:
– Будь любезен, Джек, позволь мне самой разобраться с детьми.
И я ответил:
– Ты права. Прости.
По правде сказать, я так вовсе не думал. Я думал, что она не права.
В последнее время мне начало казаться, что Джулия изменилась. Стала более напряженной, жесткой.
Аманда рыдала. Я вытащил ее из кроватки, прижал к себе и проверил, не мокрая ли она. Мокрая. Я положил ее на столик и начал менять ей подгузник. Джулия спустилась вниз.
Я решил, что надо дать малышке бутылочку, и понес ее на кухню. Свет там был потушен, горели лишь лампочки над разделочным столом.
Джулия сидела за столом посреди кухни и прямо из бутылки пила пиво.
– Когда ты наконец-то найдешь работу? – спросила она.
– Я пытаюсь.
– Правда? И когда ты в последний раз ходил на собеседование?
– На прошлой неделе.
Джулия хмыкнула.
– Хорошо бы тебе поторопиться, а то нынешняя ситуация уже начинает меня бесить.
Я подавил вспышку гнева.
– Знаю. Нам всем нелегко, – сказал я, искоса глядя на нее.
В свои тридцать шесть Джулия была по-прежнему хороша – изящная, темноволосая и темноглазая, со вздернутым носиком и чем-то таким во всем облике, что принято сравнивать с игристым вином. В отличие от многих деловых женщин она оставалась привлекательной и простой в общении. Джулия легко обзаводилась друзьями, славилась самообладанием и почти никогда не выходила из себя.