Дочь Афродиты
Шрифт:
— Эй, ты! Откуда тебе известно все это? Исчезни!
Эякид опасливо осмотрелся по сторонам. Видимо, ему не хотелось, чтобы их разговор кто-либо подслушал.
— Не нужно так громко! — вежливо попросил он и приложил палец к губам. — Я его видел.
Дафна нерешительно вышла из-за спины Мегары и насмешливо спросила:
— Значит, ты, Эякид из Магнезии, утверждаешь, что видел моего отца Артемида из Митилини?
Чужеземец быстро закивал головой.
— Не только видел. Я с ним разговаривал, и он попросил меня разыскать тебя. Он не был уверен, что ты осталась в живых после сражения.
Дафна посмотрела на Мегару и увидела, что та колеблется. Потом она направила взгляд на Эякида и сказала с наигранным равнодушием:
— Ну хорошо. Допустим, что ты разговаривал с ним. И как он выглядел?
Эякид смутился. Он отвернулся, будто задумался, и не торопился отвечать.
— Среднего роста, темные волосы, густая борода… — после паузы не очень уверенно произнес он.
— А какого цвета его глаза?
— Клянусь Аидом! — вспылил незнакомец. — Откуда мне это знать? Неужели ты думаешь, что я запоминаю цвет глаз каждого, с кем разговариваю?
— Ну, тогда посмотри вокруг! — усмехнувшись, предложила Дафна. — Разве здесь не у каждого мужчины средний рост, темные волосы и густая борода?
— Ты права, — согласился Эякид.
Теперь, однако, Дафна передумала прерывать разговор.
— Предположим, — помедлив, сказала она, — я поверю, что ты видел моего отца живым. Что из этого следует?
— Что из этого следует? Ничего. Он просто сказал мне, что твое сердце переполнится радостью от такого известия.
— И он ничего не просил мне передать?
— Нет, — ответил Эякид. — Твой отец не был уверен, что ты жива. Когда он узнал, что я по делам направляюсь в Афины, он попросил отыскать тебя. Честно говоря, я уже почти забыл о поручении. Но во время одного из симпозионов я услышал, как гости за столами болтали о статуэтке Афродиты, моделью которой послужила гетера по имени Дафна с острова Лесбос. Они говорили, что заказчик разбил статуэтку, когда увидел ее, и никто не знает, почему он это сделал. Вот тогда я и вспомнил о человеке из Магнезии и спросил, где можно найти эту девушку, то есть тебя.
— Твой рассказ звучит правдоподобно и в то же время настораживает, — вмешалась Мегара. — Я надеюсь, тебе понятна наша недоверчивость. Для нас ты чужеземец, да еще из оккупированной Магнезии. Ты приходишь и сообщаешь, что отец Дафны жив, хотя она сама видела, как его накрыли волны. Поэтому она не бросилась тебе на шею, чтобы поблагодарить за радостную весть.
Дафна, до которой, казалось, только теперь начал доходить смысл услышанного, отчаянно потерла глаза, будто старалась очнуться от сна, готового превратиться в явь.
— А что делает в Магнезии человек, который предположительно приходится мне отцом? — спросила она.
— Он работает при дворе сатрапа, красит шерсть карийских овец.
— Мой отец никогда в жизни этим не занимался! — закричала Дафна и отчаянно замотала головой.
Эякид пожал плечами.
— Будучи рабом, он не имеет права выбирать себе занятие. Во всяком случае, я видел его за этой работой. Я торгую дорогими тканями. Мой корабль разгружается в гавани Фалера.
— Но он погиб! Он же погиб! Я своими глазами видела, как его поглотили черные волны Марафонской бухты! — Подойдя к Эякиду, Дафна начала стучать кулаками по груди чернобородого и горько заплакала.
— Этого не может быть! Ты слышишь, чужеземец из Магнезии! Этого не может быть!
Мегара оторвала девушку от Эякида и, крепко обняв, держала ее, пока та не успокоилась. Тем временем магнезиец откланялся, прошел вдоль ряда статуй и направился к входу на стадион. Дафна быстро догнала его, сняла с цепочки, украшавшей ее шею, медальон с изображением голубя и протянула его чужеземцу.
— Вот, — сказала она, тяжело дыша, — возьми этот медальон в Магнезию, покажи тому человеку и спроси у него, с какими событиями он связан. И когда судьба снова забросит тебя в Аттику, принеси мне ответ. Я отблагодарю тебя.
Эякид рассмотрел голубя с оливковой ветвью и, кивнув, опустил медальон в одну из складок своей одежды.
— В первые дни месяца элафеболиона, когда весеннее солнце пригладит пенистые волны зимнего моря, мой корабль снова придет в гавань Фалера.
— Да поможет тебе Гермес! — сказала Дафна, и Эякид скрылся в толпе посетителей стадиона.
Стадион был рассчитан на тридцать тысяч зрителей. Попасть сюда можно было через узкие ворота со стороны священного Альтиса или через склон горы Кронион. Места на трибуне предоставлялись только великим, заранее приглашенным гостям: правителям и тиранам, стратегам и народным вождям, элланодикам (десяти судьям, которым предстояло решать, кто победил, и награждать их), феоколам (которые заведовали святилищами), спондофорам, мантам и эгзегетам, происходившим из лучших семей Эллады (они, как правило, заботились об иностранных гостях).
Публика попроще располагалась на склоне горы Кронион, причем женщины занимали места на самом верху. Сейчас здесь находились и Дафна с Мегарой. Публика снизу глазела на них, так как подготовка к соревнованиям только начиналась и гораздо интереснее было рассматривать зрителей.
Кроткие манты за звонкую монету уже предсказывали победителя в беге на один стадий. Им станет, по их мнению, Филлес. Но не все верили в успех скромного юного спартанца, прибывшего на соревнования в сопровождении отца и брата. Он, правда, выиграл пять предварительных забегов, но с небольшим преимуществом.
Эфиальтес выглядел мощнее. Это был высокий, привлекательный мужчина с черными волосами и жилистым телом, приехавший на игры со своей родней. Замкнутые, неразговорчивые трахинийцы прибыли из ущелья Асопос, что к западу от Фермопил. В Трахинии проживало так мало народа, что ходила шутка, будто все они знают друг друга по имени. Где бы ни появлялся в эти дни Эфиальтес, его всегда окружали земляки. Они охраняли его и заботились о нем. Это вызывало уважение к олимпийцу со стороны зрителей.
— Если он победит, — сказала Мегара и, вытянув руку, указала на старт, где уже выстроились семь бегунов, — трахинийцы, наверное, понесут его на руках до самых Фермопил.