Дочь алхимика
Шрифт:
В то время как Аура исчезла в своей комнате, Кристофер осматривал свою старую спальню. Аура была права: здесь внутри почти ничего не изменилось с тех пор, как он покинул остров. Может быть, он тоже всегда был гостем в этой комнате. Во всяком случае, он добровольно стал им, проводя дни и ночи на чердаке.
На долю секунды его охватило желание подняться и осмотреть лабораторию, понаблюдать за растениями. Изменила ли Аура там что-нибудь? Но он обуздал свое любопытство и решил, для начала, утром спросить у Ауры разрешения. Это был уже не его сад. Кристофер снова был чужаком в замке,
На стуле рядом с кроватью лежала одежда. Наверное, кто-то из слуг не стал выбрасывать его вещи. Эти рубашки и брюки, конечно же, будут слишком велики на него. И все же он был благодарен за это.
Он хотел уже раздеться и лечь в кровать, как внезапно на него нахлынули воспоминания о Сильветте: о радости на её лице, когда он подарил ей краску для волос в день рождения; об их совместных прогулках на лодке вокруг замка; о тех бесконечных часах, когда они разговаривали как настоящие брат и сестра. Эти картины вонзались в него как острия стрел, отравленные грустью и чувством вины. Эти ощущения были для него не в новинку, в тюрьме он пережил их тысячи раз, но здесь, в этом месте они были намного сильнее.
Дрожащими пальцами он зажег свечи канделябра, стоящего на камине. Вначале по наитию, затем целенаправленно он вышел в коридор и пошел к двери старой комнаты Сильветты.
«Открой дверь, и ты увидишь ее. Она улыбнется тебе и все будет хорошо».
Это были наивные мысли, конечно. Он нажал на ручку. Дверь была не заперта — открылась внутрь с тихим шорохом.
Все в этой комнате до сих пор напоминало о прежней ее обитательнице. На маленьком столике все еще стояли те самые кремы и туалетная вода. Расчески и щетки лежали, словно ожидая свою хозяйку, которая на минутку вышла. Две плюшевые игрушки, как и прежде, сидели на её кровати с балдахином, их блестящие глазки-пуговки уставились на Кристофера.
Он стоял в дверях, стараясь не заплакать. Воспоминания заполняли эту комнату как невидимые стены, от них было не так просто отмахнуться. Неуклюжими, нерешительными шагами Кристофер подошел к большому платяному шкафу. Он открыл одну из украшенных цветочным орнаментом дверей, отодвинул красивые платьица в сторону и начал искать то, что столько лет ждало его в темноте. Тайну Сильветты.
Как и тогда, ее тайна была завешена черным платком. В колеблющемся пламени свечей складки драпировки напоминали гримасу какого-нибудь готического фонтана. Кристофер поставил канделябр на пол, а затем медленно стянул накидку с плоского, размером с картину предмета. Тогда Сильветта предлагала открыть ему свою тайну, но он отказался. Сегодня он знал: если он увидит, что это было, то уже ничто не сможет отвлечь его от поисков Сильветты. Он поклялся себе, что найдет её любой ценой.
Накидка упала, и Кристофер увидел зеркало. Рама была богато украшена резьбой и покрыта золотом — она выглядела как новая, но поверхность зеркала была вся изрезана темными трещинами. Как черные молнии они делили зеркало на сотни маленьких граней, покрывая его паутиной из острых кристаллов.
Лицо Кристофера в зеркале было потрескавшимся и искаженным, представляя собой гримасу из острых зубчатых
Он выдержал это отражение всего несколько секунд, затем толкнул дверь шкафа и дрожащими руками погасил свечи. В неясном свете горящей в коридоре лампы он быстро вернулся назад в свою комнату, закрыл дверь и, трепеща всем телом, отдался во власть милости Божьей и окунулся в бальзам своих слез.
В темноте ночи Гиану снилась Тесс.
Это был необычный сон, в нем не было никаких картин из прошлого этого острова.
Он видел только лицо Тесс, большое и светящееся. Её нежные черты, слишком тонкие, чтобы казаться детскими, были окружены светлыми локонами. Голубые глаза, такие же ясные, как море в солнечные дни, и почти такие же глубокие.
Она долго смотрела на него. Потом её губы вдруг открылись, и она что-то сказала. Только одно предложение:
— У сеятеля новое колесо.
Гиан проснулся. Тесс лежала в другой стороне комнаты, на кровати, которую поставили для неё слуги. В темноте он едва мог различить её золотые волосы между одеялом и подушкой. Она не двигалась. От неё не доносилось ни звука.
В голове Гиан все еще слышал её голос, но оттого, что он проснулся, слова, сказанные ею, доносились как бы издалека, как сигнальные гудки корабля во время бури.
У сеятеля новое колесо.
За завтраком он рассказал Ауре и Кристоферу о своем сне. Они вопросительно взглянули друг на друга, потом на Тесс, которая безмятежно пила горячий шоколад.
— Я уже слышал эти слова, — наконец нерешительно произнес Кристофер, не зная, стоит ли говорить об этом при детях. Нетерпеливый взгляд Ауры помог ему принять решение.
— Это было перед смертью Нестора. Джиллиан сказал ему те же самые слова.
Гиан с любопытством уставился на Кристофера и Ауру.
— Почему папа был с дедушкой, когда он умирал?
— Он хотел ему помочь, — быстро нашлась Аура.
Но мальчик не успокаивался.
— Я теперь тоже должен умереть, раз я услышал эти слова?
— Боже мой, ну, конечно же, нет! — Наверное, ей следовало бы вскочить и обнять его, но потрясение будто приковало её к месту. — Это был сон, мое сокровище, всего лишь сон.
Тогда Тесс подняла голову от своей чашки. Рот её был измазан шоколадом.
— А мне снилось то же самое.
— Это правда? — спросил Кристофер с сомнением в голосе.
— Мне, правда, приснилось, — настаивала она с детским упрямством. — Но только это был Гиан, это он говорил, а не я. — Она попыталась изобразить голос Гиана и захихикала при этом. — У сеятеля новое колесо.
Когда малышка повторила эти слова, Аура внезапно побледнела.
— Что случилось? — тревожно спросил Кристофер.
— Я думаю… — начала она, но не закончила предложение. Вместо этого она вскочила со своего места и направилась к двери. — Пошли!