Шрифт:
Дэвид Герберт Лоуренс
Дочь барышника
Рассказ
Перевод с английского Ларисы Ильинской
– - Ну, Мейбл, а ты как собираешься?-- с глупой небрежностью спросил Джо. За себя он не волновался. Не дожидаясь ответа, он отвернулся и сплюнул табачную крошку. За себя он был спокоен, а прочее его не интересовало.
Три брата и сестра сидели за столом с остатками завтрака, пытаясь изобразить нечто вроде семейного совета. Утренняя почта подвела последнюю черту под их разорением: все было кончено. Сама столовая -- мрачная, с тяжелой, красного дерева мебелью -- и та, казалось, обреченно ждала конца.
Семейный
Снаружи донесся нестройный конский топот. Мужчины, все так же развалясь на стульях, повернули головы к окну. За темными кустами остролиста, отделяющими полоску газона от дороги, показалась кавалькада -- это со двора выводили на прогулку лошадей. Выводили в последний раз, последних лошадей, которым суждено было пройти через их руки. Братья проводили их критическим и отчужденным взглядом. Привычная жизнь рушилась, и это их пугало, ощущение надвигавшейся беды лишало их внутренней свободы.
А между тем на вид все трое были молодцы хоть куда. Старший, тридцатитрехлетний Джо, полнокровный и сильный, был по-своему красив. Его щеки пылали, глаза беспокойно перебегали с предмета на предмет, полные пальцы пощипывали смоляной ус. Чувственный рот его в улыбке открывал зубы, и по всему было видно, что он глуповат. Сейчас он провожал лошадей остекленелым от бессилия взглядом, как бы пришибленный неизбежностью своего падения.
Могучие ломовые лошади прошествовали мимо. Вчетвером, связанные голова к хвосту, они мерно шли туда, где от большой дороги отходила тропа, с пренебрежением шлепая огромными копытами по черной жидкой грязи, покачивая крутыми крупами и неожиданно переходя на рысь за несколько шагов до развилки, когда сворачивали за угол. В каждом их движении угадывалась тяжеловесная дремотная мощь и тупость, которая удерживала их в ярме. Конюх впереди оглянулся, дернул повод -- и процессия скрылась из виду за поворотом. Только тугой, упругий хвост последней лошади то и дело показывался из-за кустов, пружиня в лад мощному крупу, пока они покачивались за неподвижной изгородью.
Джо следил за ними безнадежным взглядом. Для него лошади были точно часть его собственного тела. Точно часть его самого отнимали у него вместе с ними. Хорошо, что он обручен с женщиной одних с ним лет, и поэтому ее отец, служащий управляющим в соседнем имении, позаботится о том, чтобы обеспечить ему место. Он женится и впряжется в упряжку. Жизнь кончена, отныне он -подневольная рабочая скотина.
Он с трудом оторвал взгляд от окна, слыша, как замирает в отдалении эхо конских копыт. И тотчас с глупой суетливостью сгреб с тарелок обрезки ветчинной кожицы и, присвистнув, бросил их терьеру, лежащему у каминной решетки. Он следил, как собака глотает их, дожидаясь, покуда она заглянет ему в глаза. Слабая, бессмысленная усмешка тронула его губы, и тонким глупым голосом он сказал:
– - Когда-то тебе еще перепадет ветчинки? Верно я говорю, маленькая сучка?
Собака уныло помахала хвостом, понурилась и, сделав круг по комнате, снова улеглась на полу.
Над столом в
– - Поедешь и поживешь у Люси первое время, да?-- спросил он.
Девушка не отозвалась.
– - Не знаю, что тебе еще остается,-- настаивал Фред Генри.
– - Можно пойти в прислуги,-- коротко вставил Джо.
Девушка не шевельнулась.
– - Я бы на ее месте пошел учиться на сестру милосердия,-- сказал Малькольм. Он был младший в семье, двадцатидвухлетний, со свежей, задорной мордашкой.
Мейбл не слышала его. Так много лет их речи витали в воздухе, не задевая ее, что она давно перестала обращать на них внимание.
Мраморные часы на камине мягко пробили полчаса; собака тяжело поднялась с коврика и поглядела на людей, собравшихся за столом. А они все сидели, тщетно пытаясь что-нибудь решить.
– - Ладно,-- вдруг сказал Джо.-- Пойду-ка я, пожалуй.
Он отодвинул стул, развел рывком колени, высвобождая их на лошадиный манер, и широко шагнул к огню. Но все-таки не уходил из комнаты, любопытствуя, что будут делать и говорить другие. Он принялся набивать трубку, поглядывая на собаку и приговаривая неестественно тонким голосом:
– - Со мною собралась идти? Со мною, а? Только путь-то у нас сегодня будет подлиннее, чем ты рассчитываешь.
Собака слегка завиляла хвостом; Джо выдвинул вперед челюсть и, зажав трубку в ладонях, сосредоточенно запыхтел, отдаваясь табачному дурману и не сводя с собаки отсутствующих карих глаз. Собака отвечала ему скорбным, недоверчивым взглядом. По-лошадиному подрагивая коленями, стоял перед нею Джо.
– - Ты от Люси получила письмо?-- спросил у сестры Фред Генри.
– - На той неделе,-- равнодушно уронила она.
– - И что она пишет? Ответа не последовало.
– - Зовет к себе пожить?-- допытывался Фред Генри.
– - Говорит, если захочу -- пожалуйста.
– - Тогда давай, чего же лучше. Напиши, что приедешь в понедельник. Мейбл не ответила.
– - Ну, что -- значит, так тому и быть?-- сказал Фред Генри, начиная терять терпение.
Она опять промолчала. В комнате наступила гнетущая, раздраженная тишина. Малькольм глуповато ухмыльнулся.
– - Решай, времени тебе осталось -- до следующей среды,-- громко сказал Джо,-- а не то окажешься на панели.
Лицо девушки потемнело, но она не разомкнула губ.
– - А вот и Джек Фергюссон,-- воскликнул Малькольм, бесцельно глазеющий в окно.
– - Где?-- громко воскликнул Джо.
– - Да вон пошел.
– - К нам?
Малькольм вытянул шею, чтобы увидеть калитку.
– - Да,-- сказал он.
Все притихли. Мейбл сидела во главе стола, точно приговоренная к смерти. Затем послышалось, что кто-то свистнул на кухне. Собака, вскочив, залилась лаем. Джо открыл дверь и крикнул: