Дочь есть дочь
Шрифт:
Сэра налила Ричарду кофе, произнесла несколько принятых в подобных случаях общих фраз, и разговор иссяк.
Ричард призвал на помощь все свое мужество. Искренность, решил он, вот его главное оружие, тем более что Сэра вполне симпатичная девушка и ни малейших признаков враждебности не проявляет. Главное – показать ей, что он хорошо понимает всю сложность ее положения. Идя на ленч, он снова и снова проигрывал в уме, что и как скажет. Но, как чаще всего случается с отрепетированными заранее высказываниями, его слова звучали искусственно и неубедительно. К тому же,
– Послушайте, юная леди, я бы хотел кое-что с вами обсудить.
– Да?! – Сэра повернула к нему свое очаровательное, но в этот миг бесстрастное лицо, всем своим видом выражая полное внимание, отчего Ричард разнервничался еще больше.
– Я хотел лишь сказать, что полностью понимаю ваши чувства. Вы, наверно, переживаете сейчас некое подобие шока. Ведь вы с матерью были всегда близки. Совершенно естественно, что каждый, вторгающийся в ее жизнь, должен вызвать у вас неприязнь. Вы, полагаю, испытываете некоторую горечь и ревность.
– Ничуть, уверяю вас, – немедленно отозвалась Сэра со всей возможной любезностью.
Потеряв бдительность, Ричард не понял, что это было предупреждение, и продолжал как ни в чем не бывало:
– Я понимаю, это нормальная реакция. И не стану на вас давить. Если вам угодно, будьте холодны со мной. Когда вы почувствуете, что готовы стать мне другом, я пойду навстречу. Вам же следует подумать о счастье матери.
– Я об этом только и думаю, – ответила Сэра.
– До сих пор она все делала для вас. Теперь настал ваш черед окружить ее вниманием. Что вы хотите ей счастья, я не сомневаюсь. Кроме того, не следует забывать, что у вас все впереди, у вас будет своя жизнь. Друзей у вас много, вы полны надежд и планов. Если вы выйдете замуж или поступите на работу, ваша мама останется совсем одна. Представляете, какая ее охватит тоска. Поэтому настает момент, когда вы должны в первую очередь думать о ней и лишь потом о себе.
Он сделал паузу, уверенный, что произвел прекрасное впечатление.
Из этого заблуждения его вывел голосок Сэры, вежливый, но с ноткой дерзости:
– Вам, вероятно, часто случается выступать с публичными речами?
– Что? – только и пробормотал Ричард.
– У вас это превосходно получается, – тихонько проговорила Сэра.
И, откинувшись на спинку стула, она углубилась в созерцание своих ногтей, покрытых ярко-красным лаком.
Последнее усилило раздражение Ричарда – он не выносил этого вошедшего в моду маникюра. Только теперь он понял: на самом деле его встретили отнюдь не дружелюбно.
Но постарался сдержаться – и в результате он взял чуть ли не покровительственный тон:
– Вам может показаться, дитя мое, что я вас поучаю.
А я просто хочу привлечь ваше внимание к некоторым моментам, которые могли остаться вами незамеченными. И в одном я смею вас заверить: оттого, что ваша мать любит меня, ее чувство к вам не охладеет.
– Да? Как любезно с вашей стороны сообщить мне об этом.
Теперь уже сомнений не оставалось: она настроена
Ричарду бы отказаться от самообороны, сказать по-простому: «Чего я только не наговорил тут, Сэра. А все от врожденной робости и от того, что я несчастлив, но, поверьте, я очень люблю Энн и хочу понравиться вам, если это возможно». Тогда, быть может, Сэра растаяла бы, потому что, в сущности, сердце у нее было доброе.
Но вместо этого Ричард заговорил еще более уверенно.
– Молодые люди, – заявил он, – склонны к эгоизму. Обычно они не в состоянии думать ни о ком, кроме себя. Но подумайте о счастье матери. Она имеет право на свою жизнь, на счастье, когда оно ей выпадает. Кто-то должен быть с ней рядом, чтобы поддерживать ее и защищать.
Сэра, подняв глаза, посмотрела прямо в лицо Ричарду, твердым немигающим взглядом, поразившим его.
– Не могу с вами не согласиться, – неожиданно промолвила она.
Тут в комнату взволнованно вошла Энн.
– Кофе не осталось? – нервно спросила она.
Сэра осторожно наполнила чашку, поднялась и протянула ее через стол матери.
– Вот, мама. Ты пришла как нельзя более кстати. Мы тут кое о чем потолковали.
И она вышла из гостиной. Энн вопросительно взглянула на Ричарда, заметно покрасневшего.
– Твоя дочь, – сказал он, – решила принять меня в штыки.
– Ах, Ричард, наберись терпения, терпение и труд, как гласит пословица, все перетрут. Прошу тебя, будь терпелив.
– Не беспокойся, Энн. Терпения у меня хоть отбавляй.
– Пойми, все это свалилось на нее нежданно-негаданно.
– Понимаю, понимаю.
– У Сэры золотое сердце. Она премилое дитя, уверяю тебя.
Ричард промолчал. Ему Сэра показалась весьма зловредной девицей, но нельзя же сказать это ее матери!
– Все уладится, – попытался он успокоить Энн.
– Даже не сомневаюсь. Время – вот лучший помощник.
Оба были сильно расстроены и не находили нужных слов, чтобы успокоить друг друга.
Сэра отправилась к себе в спальню и, не видя что делает, вынула из платяного шкафа и разложила на кровати все свои носильные вещи.
– Что вы делаете, мисс Сэра? – спросила, входя, Эдит.
– Да вот, смотрю, не надо ли чего отдать в чистку или в починку – Да я уже смотрела. Можете не беспокоиться.
Сэра ничего не ответила. Эдит заметила слезы в ее глазах.
– Ну, ну, не принимайте все так близко к сердцу, мисс Сэра. Перемелется – мука будет.
– Он противный, Эдит, такой противный! И как только мама могла? Все испорчено и хорошо уже больше никогда не будет.
– Полноте вам, мисс Сэра, не расстраивайтесь. Обойдется. Все минует, одна правда останется.
Сэра расхохоталась.
– Скажи еще «это выеденного яйца не стоит». Или «как веревку ни вить, а концу быть». «На чужой роток не накинешь платок» также подойдет.
Эдит сочувственно покачала головой и, выйдя, плотно закрыла за собой дверь.
А Сэра разрыдалась, как маленькая, от мучительной обиды Она видела вокруг себя один беспросветный мрак.