Дочь кардинала
Шрифт:
Брат королевы, Энтони Вудвилл, устраивает настоящую битву ученых, во время которой теологи и исследователи Библии спорят о правильности переводов арабских текстов. Король тайно проникает в дамские покои и под всеобщий визг под видом пирата срывает с их рук и шей украшения, чтобы заменить их на более дорогие и изысканные. Королева, с сыном на руках, матерью и дочерьми подле себя, радостно смеется каждый день рождественских празднеств.
Только я ничего из этого не вижу. Вместе с домочадцами Изабеллы и Джорджа я живу в праздном Вестминстерском дворце, но меня не зовут на обеды и ужины за общий стол, потому что мне, дочери некогда великого человека, вдовствующей принцессе, там не место. Меня держат
Моя мать по-прежнему томится взаперти в аббатстве Бьюлли, правда, уже больше никто не делает вида, что она удалилась туда по собственной воле в поисках уединенной жизни. Все прекрасно понимают, что она – пленница короля и что он никогда ее оттуда не выпустит. Моя свекровь содержится в Тауэре, в комнатах, принадлежавших ее почившему мужу. Говорят, она ежедневно молится за упокой души своего мужа и сына.
Я знаю, насколько обездоленной она себя чувствует, а я ее сына даже не любила. И теперь меня, последнюю женщину, уцелевшую после попытки свергнуть Эдуарда с трона, держит взаперти моя же родная сестра. Я пленница, а ее дом – моя тюрьма. Все идет по молчаливо одобренному обществом сценарию: Джордж и Изабелла спасли меня от опасности на поле боя, взяли к себе под свое заботливое крыло, став моими попечителями, и теперь я живу в любви и благости в их гостеприимном доме. Они якобы помогают мне прийти в себя после ужасов, пережитых в битвах и погонях, тяготах супружества, заключенного против моей воли, и переждать траур. Однако всем и без того известна тщательно скрываемая правда: они не просто мои опекуны, а тюремщики, такие же, как стражники в Тауэре, следящие за моей свекровью, и монахи в аббатстве Бьюлли, присматривающие за матерью. Мы трое оказались в неволе, без денег, друзей и надежд. Мать пишет мне и требует, чтобы я замолвила о ней слово перед сестрой, Джорджем и самим королем. Я же в своих коротких ответах говорю ей, что со мной самой никто не разговаривает – мне лишь отдают приказы, и что ей придется самой побеспокоиться о своей свободе, и что ей не следовало загонять себя в угол, прятаться за запертой дверью.
Однако мне всего лишь пятнадцать лет, и я не могу расстаться с надеждой. Иногда я лежу в кровати и мечтаю о том, что муж мой, принц, не пал в бою, но сумел бежать и вот уже скоро придет сюда за мной, заберется в окно и рассмеется, прочитав удивление на моем лице, расскажет, что у него есть чудесный план и за окнами его ждет армия, которая низложит Эдуарда, и я стану королевой Англии, как хотел мой отец. А иногда я представляю, что слухи о смерти отца оказались ошибочными, и что он все еще жив, и что они вдвоем с моим мужем собирают армию в северных землях и скоро придут сюда, чтобы спасти меня, и я снова увижу отца с блестящими из-под шлема глазами, верхом на Вороне.
Бывают дни, когда мне кажется, что ничего из этого на самом деле не произошло, и, просыпаясь по утрам, я не тороплюсь открывать глаза, чтобы не видеть свою маленькую комнату и фрейлину, спящую рядом со мной, и я мечтаю, что мы с Иззи сейчас живем в Кале и ждем возвращения отца, который вот-вот появится и скажет, что он одержал победу над злой королевой и спящим королем и что мы должны отправляться с ним в Англию, чтобы стать там очень знатными придворными дамами и выйти замуж за королевских герцогов из рода Йорков.
Я всего лишь юная девушка
Возвращаясь к себе из часовни, где я молилась вместе с Изабеллой и другими дамами, я обнаруживаю, что оставила свой молитвенник там, где преклоняла колени. Я быстро объясняюсь со своими спутницами и возвращаюсь обратно, но быстро понимаю, что совершила ошибку: я сталкиваюсь с выходящим из часовни королем, рядом с которым его друг, Уильям Гастингс, его брат Ричард и целая свита из друзей и знакомых за ними. Я тут же выполняю то, что мне строго-настрого велено делать в подобных ситуациях: я опускаюсь в глубоком реверансе и опускаю глаза. Я всеми силами демонстрирую свое покаяние и осознание того, что не достойна ходить по одним дорогам с королем, который так горд собой потому, что убил моего отца, мужа и свекра. Вот он проходит мимо меня с милой улыбкой:
– Добрый день, леди Анна.
– Вдовствующая принцесса, – тихо говорю я гравию под ногами, чтобы меня никто не слышал. Я не поднимаю головы, пока мимо меня проходит целая вереница роскошных и дорогих сапок и туфель, и, лишь когда движение прекращается, позволяю себе встать. И лишь тогда я замечаю, что ушли не все: Ричард, девятнадцатилетний брат короля, остался. Он стоит рядом, облокотившись о каменную стену, и улыбается мне так, будто наконец вспомнил, что когда-то мы были друзьями, а он – воспитанником моего отца и каждый вечер преклонял колени в ожидании поцелуя моей матери, словно был ее сыном.
– Анна, – просто произносит он.
– Ричард, – отвечаю я, не произнося его титула, потому что он сам не произнес моего. Но я понимаю, что он – герцог Глостер, а я никто, без имени и без содержания.
– Я буду краток, – говорит он, бросая взгляд в коридор, по которому удаляется его брат со свитой, обсуждая охоту и новую породу собак, привезенную из Эно. – Если ты счастлива здесь, живя со своей сестрой, лишенная наследства и с осознанием того, что твоя мать томится в заточении, то я не произнесу больше ни слова.
– Я не счастлива, – быстро произношу я.
– Если ты считаешь их своими тюремщиками, я могу тебя от них спасти.
– Они стали для меня тюремщиками и врагами, и я ненавижу их обоих.
– Ты ненавидишь свою сестру?
– Сильнее, чем ее мужа.
Он кивает, словно услышанное не шокировало его, а лишь показалось ему закономерным.
– Ты можешь выходить из своих комнат?
– Чаще всего я гуляю во внутреннем садике.
– Одна?
– Так вышло, что у меня нет друзей.
– Приходи сегодня после обеда в тисовую беседку. Я буду тебя там ждать. – Сказав это, он разворачивается и бросается за свитой брата.
Я быстро отправляюсь в свою комнату.
После полудня Изабелла и ее дамы начинают готовиться к театрализованному представлению, примеряя свои костюмы. В этом веселье мне не отведено никакой роли, не приготовлено костюма. Во всеобщем восторге от нарядов и прочей суеты обо мне забывают, и я пользуюсь этой возможностью, чтобы ускользнуть на лестницу, ведущую прямо в сад, а оттуда – в тисовую беседку.