Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— Береги её, приятель.
Яшка ответил яростным криком. Сбережёт непременно, так сбережёт, что все, желающие хозяйке погибели, сами утопятся. Или повесятся. Или что-нибудь ещё с собой сотворят. Никто не причинит ей зла, пока я жив.
— С таким хранителем я за тебя спокоен, — серьёзно сказал сЧай.
Хрийз промолчала. Он ушёл, а она не сразу поняла, что не рассказала ему о привязке золотой нитью. Что правитель Островов всё-таки облезет, получив на руки жену с чужим ребёнком. Если только сЧай сам не рассчитывает на престол Островов. Военный, следовательно, вполне может переворот устроить. Военные все такие, во всех книжках про королей и престолы перевороты устраивают. А у этого конкретного военного аргумент вообще убойный: возможность устроить свою кровь аж на двух тронах сразу.
— Яшка, — прошептала Хрийз, — нам конец. Ты понимаешь это? Нам с тобой конец!
Яшка подошёл к ней, положил голову ей на плечо. Курлыкнул заботливо. Мол, что грустишь, хозяйка? Где наша не пропадала!
— Откуда ты только взялся такой на мою голову, — в тоске выговорила Хрийз. — На кой чёрт ты вообще прилетел! Из — за тебя, дурака, всё!
Но тут же, в опровержение своих слов, обняла пернатого друга, уткнулась головой ему в крыло и заплакала.
Не сразу, но она успокоилась. Невозможно плакать бесконечно, слёзы заканчиваются, рано или поздно. После чего к ней пришла чёткая мысль: бежать. Но куда? Найдут же. Достанут везде! Вот это влипла. Про это хорошо во всяких книжках читать или фильм смотреть, а когда сама влипаешь, то сразу становится не до счастья. Что же делать, что же делать… Присказкой из детства пришло ворчливое бабушкино: «штаны снимать и бегать». Она всегда так говорила, когда возникала какая — нибудь паника и сакраментальный, Чернышевским ещё описанный, вопрос, один из двух. Бабушка…
Ахла Мичрафана.
Как же так?
Яшка хлопнул вдруг крыльям и тихо зашипел. Хрийз настороженно взглянула на него и испугалась, поняв, что неприятности этого дня ещё не закончились. Сийг выглядел крепко перепуганным. Перепуганным до потери пульса. Его трясло от ужаса, и всё же он расправлял крылья и шипел, не собираясь сдаваться. Хрийз огляделась и заметила Ненаша Нагурна. Он шёл по дорожке, сунув по обыкновению руки в карманы, и солнечный свет словно обтекал его, не давая тени.
Сийг прижался к ней боком, жалобно заглянул в глаза. Хозяйка, беги! Не связывайся, слышишь?! Беги, я прикрою! Хрийз положила ладонь на Яшкину голову.
— Всё будет хорошо, — шепнула она ему, сама в это поверив.
Всё будет хорошо…
— Ты просила меня организовать встречу, — сказал Ненаш. — Это оказалось сложнее, чем я думал, но такая возможность появилась.
— Вот и славно, — начала Хрийз.
— Погоди, — Ненаш поднял ладонь. — Не спеши… Ты удержала жизнь в моей племяннице, несмотря ни на что и вопреки всему. Поэтому прошу тебя: откажись. Ты слишком много потеряешь; откажись.
— Нет, — заявила Хрийз. — Ни за что!
— Откажись, — с нажимом повторил Ненаш. — Не ведаешь, о чём просишь.
— Я умру? — уточнила Хрийз.
— Скорее всего, — кивнул Ненаш. — Откажись. Не хочу тебе зла.
Не хочет зла. А разве то, что говорила Хафиза, и то, что сказал только что сЧай — не зло?
— Ненаш, я не откажусь, — твёрдо заявила Хрийз. — Не уговаривайте.
— И всё же подумай, — повторил он ещё раз.
Хрийз подумала и вспомнила дневник Фиалки, и как у Фиалки спрашивали, твёрдо ли она решилась на метаморфоз и жизнь на Грани со всеми последствиями. Тоже три раза. Четвёртого не было. Третий раз — волшебный?
— Нет, — сказала девушка наконец. — Я не отказываюсь.
Яшка вздрогнул и заорал не своим голосом.
— Прости, — сказала ему Хрийз со слезами на глазах. — Прощай; я не могу иначе. Найди себе кого — нибудь ещё или обратно в порт Лаву вернись, к сЧаю. Зря ты ко мне прилетел.
— Пойдём, — сухо сказал Ненаш, не обращая внимания на Яшкины вопли. — Дай руку…
Она вложила пальцы в его ладонь, снова удивившись сухому теплу, исходившему от руки неумершего. Его стихия — смерть, так почему же нет могильного холода и прочего ужаса? Только тепло прогретой солнцем за день земли…
Мир размылся слоями, обратившись в жаркий туман. Сквозь туман пролегла деревянная — дорожка — настил причала, упиравшаяся в дымное море. Когда — то, немыслимо давно, у причала покачивалась на туманных волнах деревянная лодка, ждавшая упыря Мальграша… Теперь лодки не было. Просто по причалу прошла тонкая трещина, по самой середине его, и трещина эта проросла ажурной стеной изумительно ровной, идеальной вязки. Крючком вязали, со знанием дела отметила Хрийз. А вот по ту сторону стены…
— Бабушка!
Крик увяз в тумане, как в вате. Стоявшая по ту сторону Грани женщина и вправду была очень похожа лицом на бабушку, но решительно ничего в ней не было от обыкновенной пенсионерки из славного города Геленджика. Рядом с нею стоял Олег…
— Олег? — глазам своим не веря прошептала Христина.
Олег кивнул. Он выглядел… так же выглядел, пожалуй. Прошедшие полтора года не сказались на его внешности ничуть. И что — то было в нём от Ненаша, что — то неуловимое, но присущее всем неумершим, к какому бы миру они ни относились.
— Олег, это как понимать?! — потрясённо спросила Хрийз.
Он слегка пожал плечами:
— Влюблённые девчонки охотно делятся своей силой. От них не убудет, а мне… критично.
— Мерзость, — кратко прокомментировал Ненаш.
— Ты просто не пробовал, брат, — невозмутимо прокомментировал Олег.
— Нашёл брата, — злобно высказался Ненаш, сунул руки в карманы и отвернулся.
— Нам надо было залатать брешь между мирами, — пояснил Олег. — Внутренних резервов не хватало… Да ничего с тобой бы не было! Может, проспала бы потом два дня и с мигренью недельку помучилась бы. Зато дыра была бы стабилизирована. Кто же знал, что ты сдуру провалишься!
— А я была против, как ты помнишь, — хмуро отозвалась женщина. — Только кто меня слушал?
Олег пожал плечами: виноват, извини. Раскаяния он, впрочем, не чувствовал.
— Сволочь ты, — сказала ему Хрийз горько, осознавая в какого гада была тогда по — детски, искренне влюблена. Ничего же святого, только… Долг, будь он проклят. Собственную первую любовь было невыносимо жаль.
Олег снова пожал плечами. Ему нечего было сказать, он и не собирался. Сволочь.
— Вот и встретились, девочка моя, — тихо сказала бабушка.