Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
Хрийз приникла к стене. Стена пружинила, пальцы скользили, не достигая до сети какой — то сантиметр.
— Бабушка! — крикнула девушка. — Бабулечка, миленькая, забери меня отсюда!
Бабушка качнула головой.
— Не могу.
— Можешь, ты же всё можешь!
— Не могу, девочка моя, — грустно сказал она. — Пробить проход не в моих силах. Я — Вязальщица… всего лишь. Здесь Грани
— Не могу, мне там плохо! — крикнула Хрийз. — Не могу я!
Туман колебался, скрывая и вновь открывая ту сторону Грани…
— Попробуй найти одного моревича, — посоветовала бабушка. — Он островной… мы вместе сражались… Я не знаю его родового имени, никогда не знала, но он — человек чести, и тебя не обидит, особенно если назовёшь ему моё имя. Мы звали его — сЧай…
— Что?! — Хрийз отпрыгнула от стены. — Да ты что, бабуля! Он… он… он невыносимый! Никогда в жизни, ни за что!
— Странно. Разве не твоей рукой связаны нити ваших судеб? Я — Вязальщица в двенадцатом поколении, я такое вижу сходу.
— Это случайность, — отрезала Хрийз. — Страшная случайность, этого не должно было быть!
— Тебе придётся жить с тем, что есть, Христинушка, — печально сказала женщина. — Не такой уж и страшный расклад. Я знаю сЧая. Он тебя не обидит.
— Бабушка!
— Не плачь, девочка. Ты теряешь Силу…
— Кто мой отец, бабушка?
Она замкнулась сразу же, обхватила себя руками за плечи.
— Страшный человек, — сказала не сразу, словно думала, стоит ли вообще говорить хотя бы что — то. — По — настоящему страшный! Не хочу вспоминать его!
— Он что, из Третерумка? — дикое предположение, но, как говорил сЧай, шла война… и любая из старших сестёр княжны Браниславны вполне могла родить дитя от насильника. Любая женщина могла!
— Господи, нет! — всплеснула руками бабушка. — Откуда такие фантазии? Нет, он из Третьего мира… и это всё, что тебе следует знать о нём.
— Бабушка… дорогая… забери меня отсюда.
— Христинка, родная… Не могу!
Они стояли друг напротив друга, девушка и зрелая женщина, тонкая узорчатая стена разделяла их, и ладони не могли соприкоснуться. Прорвёшь Грань, и душа лишится жизненной силы, куда её вынесет потом для нового рождения не возьмётся сказать никто, даже неумершие, замершие в отдалении, каждый на своей стороне.
— Не плачь, бабулечка, — тихо попросила Хрийз. — Ты теряешь Силу.
Женщина отёрла щёки ладонью. Сказала яростно:
— Живи, Христиночка. Живи! Пусть — там. Пусть не со мной. Пусть я тебя больше не увижу никогда, только живи!
Туман колебался, размывая узоры на сетке. Грань уплотнялась на глазах, обретая матовую непрозрачность.
— Бабушка!
Крик утонул в вязкой, как молоко, субстанции, и совсем рядом оказался Ненаш, пугающее, мёртвое пятно на ткани мира…
— Плати, — коротко сказал упырь.
— Как? — спросила Хрийз.
— Дай руку…
Она протянула руку, как во сне.
Туман.
Темнота.
Тишина.
Холод…
Глава 23. Вместо эпилога
Хрийз лежала в палате интенсивной терапии без сознания. На груди у неё распластался верный Яшка. Его гнали, он возвращался. сЧай едва не убил Ненаша, узнав о случившемся, но поединок не состоялся: обоим, в общем — то, делить было нечего. Командующий Островного флота как никто другой понимал, что неумершие — заложники собственной сути. Если упыря поймать на слове, он не сможет отказать живому, пусть даже для живого исполнение его собственной просьбы становится прямым путём на погребальный костёр…
Макет — локатор в центре Жемчужного Взморья, лишившийся обеих смотрительниц (Здебора ещё не поднялась с постели, и оставалось неизвестным, когда она сможет вернуться к обычной жизни), был теперь предоставлен сам себе. И если бы кто — то другой сумел взглянуть на него, взглянуть истинным взором, проникающим за наведённую для отвода лишних любопытных глаз иллюзию, он бы увидел, что корабли третичей пришли в движение и маневрируют вдоль границы, перестраиваясь в боевой таран для сокрушающего удара…