Дочь короля эльфов
Шрифт:
Хотя многие жители селения продолжали по вечерам смотреть в сторону возвышенностей, пока долгие летние дни подходили к концу и волшебный ночной ветер начинал поигрывать трепещущей листвой, а многие заглядывали еще дальше, за обратные склоны крутобоких холмов, — ни тем, ни другим так и не удалось увидеть никого из отряда Алверика, кто возвратился бы домой тем же путем, что Вэнд и Рэннок. К тому времени, когда каждый листок на деревьях превратился в маленькое багряно-золотистое чудо, люди в поселке больше не говорили об Алверике, а подчинялись его сыну — Ориону.
Как-то осенью, пробудившись перед рассветом и взявши свой рог и лук со стрелами, Орион вышел к своим гончим, которые удивились, заслышав шаги хозяина еще до света. Даже сквозь сон они различили его легкую посыпь и тут же проснулись, шумно приветствуя. А Орион спустил их с поводков и, успокоив свору, повел ее за собой в холмы, и все они появились среди пустынного великолепия в тот
Орион увел свою свору далеко от долины Эрл, но в тот день он так и не увидел ни одного оленя, и даже ветер ни разу не донес издали запах, который нервные гончие искали и не могли найти ни в листьях, ни в траве. Вскоре наступил вечер, и пока разбухшее красное солнце садилось за холмы, Ориону пришлось вести собак домой, сзывая отставших звуками рога. И вдруг тише, чем эхо этого трубного голоса, из далекого далека, из-за туманов и холмов, но все же столь чисто и ясно, что слышна была каждая звенящая серебром нота, отозвались ему эльфийские рога. Те самые, что каждый вечер пели Ориону.
Связанные друг с другом узами общей усталости, Орион и его свора вернулись в замок уже при свете звезд, и окна Эрла подмигнули им последним отблеском своего гостеприимного уюта. Гончие поспешили в свои вольеры и набросились на еду, а потом, довольные, улеглись спать, Орион же пошел к себе в замок. Он тоже поел, а потом долго сидел, думая о холмах, о своих гончих и о прошедшем дне, и понемногу усталость взяла свое, и Орион уснул спокойным, умиротворенным сном.
Так прошло множество дней, пока наконец, спускаясь одним росистым утром по отрогу холма, они не заметили под собой красавца оленя, который, отстав от своих давно вернувшихся в лес собратьев, торопливо щипал сладкую траву. Завидев его, гончие бросились с азартным лаем, тяжелый олень с удивительным проворством развернулся и бросился наутек. Орион выстрелил и промахнулся — и все это произошло почти одновременно. В следующее мгновение псы ринулись в погоню, и ветер перекатывался через их спины, ероша палево-коричневую шерсть. Олень мчался прочь с такой скоростью, словно у него в ногах были спрятаны мощные пружины. Поначалу свора намного опередила Ориона, однако молодой охотник был столь же неутомим, как и они, и, срезая кое-где углы и выбирая пути более короткие, чем те, по которым мчалась погоня, он все время держался достаточно близко от своих псов. Так продолжалось, пока собаки не уперлись в ручей и не замешкались на берегу, нуждаясь в помощи человеческой логики. Орион помог им в той мере, в какой человеческий здравый смысл вообще может быть полезен в подобной ситуации, и очень скоро свора опять взяла след. И пока они мчались от холма к холму, утро подошло к концу, однако они так и не увидели оленя во второй раз. Вот уже день начал понемногу склоняться к вечеру, но гончие все шли и шли по следу с умением, которое сродни магии. Уже ближе к закату Орион наконец-то увидел оленя, который медленно поднимался по склону далекого холма, тяжело ступая по жесткой траве, освещенной красноватыми лучами низкого солнца. Тогда он подбодрил собак криком, и свора погнала оленя еще через три неглубокие лощины. На дне последней олень остановился посреди мелководного каменистого ручья и повернулся к своим преследователям. Псы не заставили себя ждать и с лаем окружили свою жертву, внимательно следя за отростками рогов, что выдавались вперед надо лбом животного. На закате они наконец свалили оленя и прикончили его. Орион прижал к губам рог и затрубил победно и радостно, так как ничего иного он не желал в жизни. И точно таким же веселым зовом — словно и они торжествовали вместе с ним или же, наоборот, смеялись над его радостью — не то из-за холмов, на которых Орион еще не бывал, не то с обратной стороны заката откликнулись ему рога Страны Эльфов.
Глава XVII
ЕДИНОРОГ В ЗВЕЗДНОМ СВЕТЕ
Зима выбелила крыши селения и засыпала снегом леса и верхние пастбища. Когда Орион вышел в поля со своей сворой, вся земля лежала вокруг, словно книга, только что написанная Жизнью, так как по этим белым страницам, исчерченным стежками следов, можно было прочесть всю историю прошедшей ночи. Вот здесь кралась лисица, а здесь ковылял барсук, а тут выходил из леса благородный олень, и все следы вели через холмы и пропадали из вида вдалеке точно так же, как появляются и исчезают на страницах истории деяния государственных мужей, солдат, придворных и политиков. Даже обитатели неба — птицы — оставили свои подписи на этих побелевших холмах, и опытный глаз мог проследить каждый шаг их трехпалых лапок, пока птичий след не обрывался и по обеим сторонам от него не появлялись строенные короткие бороздки от самых длинных маховых перьев, чиркнувших по снегу при взлете. Все эти следы напоминали не то внезапный выверт общественного сознания, не то чью-то причудливую фантазию, что, бывает, промелькнут на страницах истории и тут же исчезнут, не оставив по себе никакой памяти, кроме нескольких коротких, вдруг оборвавшихся строчек.
Среди всех этих записей, повествующих об истории прошедшей ночи, Орион выбирал относительно свежий след крупного оленя, которого гнал с собаками через холмы, и звук его рога уже не слышен был в Эрле. По вечерам жители селения видели, как их фигуры, казавшиеся черными на фоне последнего отблеска заката, возвращаются домой по гребню котловины, но часто бывало и так, что Орион не показывался до тех пор, пока в морозном небе не загорались первые острые звезды. И почти всегда на плечах Ориона висела шкура благородного оленя, и ветвистые рога качались и подпрыгивали над его головой.
Однажды — без ведома Ориона — сошлись в кузницу Нарла все члены Совета старейшин селения. Они собрались поздним вечером, когда, закончив работы, все жители сидели по домам. Кузнец торжественно вручил каждому чашу с клеверным медом. Некоторое время они сидели молча. Нарл первым нарушил молчание, сказав, что Алверик больше не может считаться их лордом.
Прошло совсем немного времени, прежде чем в их головах сами собой возникли и засверкали новые планы и идеи, и дебаты в маленьком парламенте Эрла возобновились. Уже готовы были старейшины разработать новый план и определить пути к его осуществлению, когда снова поднялся От. Дело в том, что в поселке Эрл, — в часовенке, сложенной в незапамятные времена из самых крепких камней, — хранилась древняя «Хроника». И в этот толстый, переплетенный в кожу том люди записывали самые разные сведения. Таким образом, старая книга хранила и советы фермеров относительно начала сева, и мудрость охотников, касающуюся искусства выслеживать оленей, и откровения пророков, толкующих земные обычаи. Именно из этой «Хроники» От и процитировал две строчки, которые когда-то бросились ему в глаза на одной пожелтевшей странице. Эти-то две строчки От и произнес перед старейшинами Эрла, сидевшими за столом перед кружками с медом: «Вуаль накидки прячет косы цвета мрака. Какой пророк ответит на вопрос Судьбы?»
После этого они больше ничего не планировали, так как их умы успокоились сокровенным смыслом, что скрывался в этих двух строчках, а может, просто мед оказался сильнее любой книжной премудрости. Как бы там ни было, старейшины еще немного посидели за столом молча, а потом при свете ранних звезд, пока на западе еще дотлевал закат, все они вышли из кузницы Нарла и пошли по домам, негромко ворча, что вот нету-де у них волшебника-лорда, чтобы править Эрлом, и вздыхая о магии, которая могла бы спасти от пучины забвения селение и долину, которую они так любили.
По одному старейшины скрывались в своих домах, пока не осталось их всего трое или четверо — тех, что жили на дальней оконечности селения у самого подножья холмов. Но не успели они достичь порогов своих жилищ, как в звездном свете и в последних отсветах заката ясно возник перед ними белоснежный единорог — загнанный, утомленный долгим преследованием, — который стремительно мчался по гребням холмов. Старейшины остановились, в растерянности заслоняя глаза и почесывая бороды. А белый единорог продолжал стрелой нестись по склонам холмов, которые мы знаем, и за ним, приближаясь с каждой минутой, летел заливистый лай Орионовых гончих, идущих по горячему следу.
Глава XVIII
ВЕЧЕР СЕРОЙ ПАЛАТКИ
К тому дню, когда загнанный единорог пересек равнину вблизи селения Эрл, Алверик странствовал уже больше одиннадцати лет. На протяжении десятилетия его отряд из шести человек скитался вдоль домов, выстроенных на самом краю полей, которые мы знаем, а по вечерам вставал лагерем, растянув на шестах странный серый материал тента. Вне зависимости от того, все ли их вещи окружал романтический ореол дальних путешествий или нет, эта палатка неизменно выглядела самой удивительной и странной деталью любого ландшафта. По мере того как серели вечерние сумерки, возрастала ее таинственность и усиливалось волшебство.