Дочь костяных осколков
Шрифт:
Первым делом на всякий случай подошла к комнате Баяна. Если отца при желании можно было назвать рабом привычки, то Баян был этаким неугомонным призраком: не угадаешь, когда он появится и в каком настроении. Остановившись у двери, я замерла и прислушалась. Дыхание Баяна было ровным, как накатывающие на берег волны.
Потом вернулась в комнату осколков и попробовала открыть новым ключом дверь с дымчатым можжевельником. Ключ застрял, я и наполовину его вставить в замок не успела. Не подходит. Я шла от двери к двери, мое дыхание отражали стены, шаги звучали, как шорох щетки из щетины. Поежилась, когда проходила мимо фрески с людьми Аланги. Ночью коридоры дворца казались
Десятая попытка оказалась удачной. Эта дверь была напротив комнаты вопросов. Внутри темно, хоть глаз выколи, даже намека на лунный свет не было. Лампу у дверного косяка я нашла на ощупь и разожгла не с первого раза, а когда в комнате стало светло, чуть не вскрикнула от восторга. Мне повезло – я оказалась в библиотеке.
Обстановка напоминала комнату осколков, только вместо ящичков вдоль стен тянулись заставленные книгами полки. И еще там были ковры на полу, мягкие кушетки между полками и окна высоко под потолком. Днем, когда солнечный свет падал на золотые буквы на корешках, там наверняка было очень уютно и красиво, а вот ночью возникало такое чувство, будто я забрела на полянку в чаще леса.
Я поставила лампу на приставной столик и начала просматривать книги. Большинство было по истории и философии, но потом я наткнулась на корешок с незнакомыми символами и сняла книгу с полки. В глубину она занимала всю полку до самой стены.
Я полистала широкие страницы. Там были символы – точно такие же отец вырезал на осколках костей, – а под ними написанные мелким аккуратным почерком пояснения. Но почерк был не отцовский, наверное кого-то из его предков.
В большинстве своем это были простые команды – преследовать, поднять тревогу, атаковать, – но чем дальше я листала, тем сложнее они становились. Некоторые комбинировались из двух и образовывали новую. Команда «атаковать» превращалась в команду «атаковать, но не убивать». И еще там были опознавательные знаки. Я нашла один для одежды слуг, с припиской о том, что осколок должен располагаться поперек одежды.
Я сняла с полки еще несколько книг с символами на корешках. Некоторые были посвящены определенным темам, например созданию команд для Лазутчиков или Чиновников. Была там и книга с командами для атак: символы подробно описывали каждую атаку, как и когда она должна быть проведена. У меня голова пошла кругом и даже глаза заболели, но не от плохого освещения. Если бы я выучила значение всех этих символов и узнала, когда их следует использовать, это было бы равносильно освоению нового языка. По сути, это и был новый язык со своим алфавитом и системой построения слов и фраз.
Возможно, Баян был не так уж глуп, просто ему надо было еще многому научиться.
Осматривая полки, я пыталась определить, смогу ли позаимствовать какую-нибудь книгу хотя бы на день. Книга, естественно, не должна быть слишком большой. Ясное дело, Баян уже освоил начальные навыки, так что он вряд ли бы заметил, если бы я взяла книгу с простейшими командами, а отец тем более.
Я поднималась на приставные лестницы и, освещая полки высоко поднятой лампой, изучала корешки.
По сравнению с медитацией этот процесс приносил намного больше удовольствия. Единственным источником звуков была я сама – шаркала по деревянным половицам, дышала, переворачивала высохшие страницы, с треском открывала книги в старинных переплетах. В комнате пахло старой бумагой и немного жженым маслом. Библиотечная лампа тонкой работы, во избежание малейшего контакта огня и сухой бумаги, была снабжена стеклянной колбой.
Ближе к задней стене комнаты на уровне третьей ступеньки лестницы я нашла то, что искала.
Это было что-то вроде книги, которую родители дают детям, чтобы те выучили буквы. Нарисованные символы были крупными, а пояснения под ними – короткими и простыми. Конструкцию высшего уровня, опираясь на такую информацию, не соорудишь, но даже самые высокие деревья вырастают из маленького семечка.
Я сунула книжку под мышку, и в этот момент у меня появилось странное необъяснимое чувство, будто я когда-то уже бывала здесь, причем не просто в библиотеке, а на третьей ступеньке лестницы в конце комнаты. Нет, на четвертой. Сама не понимая зачем, я поднялась еще на одну ступеньку и просунула руку за ряд книг.
Пальцы наткнулись на еще одну обложку. Мне бы следовало удивиться или предположить, что на полку пытались втиснуть побольше книг и одна случайно завалилась за остальные. Но нет, я знала: кто-то положил ее туда специально, желая спрятать от чужих глаз.
С подвешенной на локте лампой и книжкой под мышкой я сумела-таки ухватить спрятанную книгу. Маленькая, в зеленой обложке и без названия, она пахла, как старые книги, но страницы при этом были не желтые, а белые. Наверху страниц проставлены даты, а ниже – текст. Почерк размашистый и плавный. Эффект был такой, словно я увидела на улице девушку, которая в другой жизни могла бы быть моей сестрой. Этот почерк был мне знаком, как собственные ладони. Да, он был немного красивее моего, и слова никогда не теснились в конце строчки, как у меня, но это был мой почерк.
Это была моя книга, именно ее я должна была забрать с собой.
Я захлопнула книгу, чтобы удержаться на лестнице, и быстро спустилась вниз. От движений лампы по ковру танцевали тени. Спрыгнув с последней ступеньки, я почувствовала себя гораздо увереннее, но тут за спиной послышался звук скребущих по дереву когтей. Я резко развернулась, и сердце подпрыгнуло к самому горлу.
На полке сидел Лазутчик. Он наблюдал за мной, и у него нервно подрагивал хвост.
11
Ранами
Ранами сидела в бамбуковом кресле, которое ей любезно предоставили похитители. У нее на коленях лежала книга, которую она перечитала уже три раза. Ранами сожалела, что до этого дошло. Она этого не хотела, но по ее виду трудно было догадаться.
Напротив нее, подперев голову рукой, сидел Джио – лидер Безосколочных. Его седые коротко подстриженные волосы были той же длины, что и щетина на подбородке. Джио разглядывал Ранами здоровым глазом, а она старалась не обращать внимания на тот, что был белым, как молоко.
– Ты уверена, что она придет? – спросил Джио.
– Она придет, – сказала Ранами.
Во всяком случае, она на это надеялась. Они снова поссорились. В последнее время такое часто случалось. В первые недели отношений все было словно напитано золотистой дымкой и казалось ярче и лучше, чем в реальности. Но потом какие-то слова или поступки Фалу все чаще стали напоминать Ранами об огромных различиях между ними. Фалу была милой, потому что ее мама была простой женщиной. Фалу жила во дворце, ела, когда была голодна, и ложилась спать, когда уставала. Она носила простую одежду не потому, что у нее не было другой, а потому, что ей не нравились шелка. У Фалу всегда имелся выбор, причем не из двух, а из сотен возможностей.