Шрифт:
Сергеева Ольга
Дочь кузнеца
Аннотация:
В одну реку, говорят, не войти дважды. Но можно плыть вдоль. Тогда говорят: судьба.
Часть I. Дорога на юг.
Глава 1. Первый день зимы
Северная граница Вольного княжества Махейн, близ Дикого Леса. 1270 год от Сотворения мира.
На княжество Махейн, самое северное из Вольных княжеств, пришла зима. Пришла неожиданно, посреди осени. Ни у кого не спрашивая разрешения и не стучась в ворота, распахнула двери и шагнула, выстудив все живое. Белый снег, такой белый, каким бывает лишь первый снег в году, тяжелыми мягкими хлопьями ложился на землю,
Здесь жили хорошие хозяева, сильные люди. Не только потому, что смогли создать свой мир своими руками, но еще и потому, что не побоялись сделать это. Люди редко селились не северной границе Вольных княжеств. Здесь не было власти, ни один правитель не присылал сюда своих дружин, чтобы собрать подать и пообещать защиту крестьянам. Здесь, за грядою невысоких холмов, начинался Лес. Лес, которому местные жители не давали названия, потому что у него были иные Хозяева. Древние как сам мир и жестокие как время, не властное над ними. Их крестьяне тоже никогда не называли по имени...
Впрочем, деревне повезло. Она стояла на берегу реки, укрытая с двух сторон пологими плечами холмов. Холодные северные ветра не истребляли посевов, и зло ходило где-то стороной. И только длинными черными зимними ночами родители рассказывали своим детям сказки про Лес и Хозяев... Из поколения в поколение передавались эти сказки и никто уже не помнил, что в них правда, а что вымысел. Но в дальний лес за холмы крестьяне не ходили.
Но сейчас зима только вступала в свои владения, и ранним воскресным утром деревня тихо спала, нежась под ласковыми прикосновениями пушистого снега. Пряха-зима пряла свою пушистую шубу. Низкое, но бесконечно светлое небо с любопытством вглядывалось в землю, и только река неспешно и бесшумно катилась между поросших густой травой берегов, под деревянным мостиком, исполняя ей одной известное предназначение.
По мостику бежала девочка, лет десяти-одиннадцати, не больше. Невысокая и совсем хрупкая. Еще вчера над деревней стояла теплая осень, и мама не успела достать из сундука меховую зимнюю шубку, поэтому, проснувшись ранним утром, девочка схватила в сенях свой осенний плащ из толстой шерсти с капюшоном, украшенным заботливой маминой рукой яркой вышивкой, всунула ноги в сапожки и выбежала во двор - только тяжелая дверь бухнула за спиной! Сбежав с высокого крыльца, девочка на секунду остановилась, захваченная открывшимся вдруг ее глазам волшебным зрелищем преобразившейся за одну ночь земли - из морщинистой и выцветшей старухи в ослепительную невесту. Невесту!.. Девочка запрокинула голову к высокому небу и закружилась, раскинув руки в стороны, ловя на длинные пушистые ресницы хлопья снега, и засмеялась. Потом вдруг, словно вспомнив что-то очень важное, сорвалась с места и бросилась бежать, через двор, по тропинке, петлявшей мимо огородов к реке, через крутой мостик, вверх по холму... Ей не было холодно и ей не было страшно. Ей казалось, что сегодня утром она проснулась самым счастливым человеком: ведь самое большое счастье - когда ты счастлива за других!
Перевалившись через вершину холма, тропинка резко пошла вниз, и девочка остановилась, запыхавшись, и оглянулась назад. Позади нее в глубокой, словно чаша, долине притаилась деревня - пять домиков, припорошенных первым невыразимо белым снегом, казавшихся отсюда игрушечными. А впереди, по другую сторону холма, там, где своенравная речка резко изгибалась и вгрызалась в его бок, стояла одинокая кузнеца. Добротная, сработанная на века, с огромным колесом, опустившим свои лопасти в воду, - раздувавшим меха: ведь работал в кузнеце всего один человек. Без подмастерьев было нелегко, но что поделать, если не подарила судьба им с женой сына - наследника отцовской силы и умения. Одна за другой рождались в их семье дочери - красивые, статные, умные - отрада отцу. Он не горевал: настанет время, когда сильной, словно дубовый сук, руке станет тяжело поднимать пудовый молот, и он возьмет себе ученика из соседских парней. Но это будет еще не скоро.
Словно невидимые крылья подхватили девочку - она полетела вниз с холма, к кузнеце, к отцу, снова заработавшемуся допоздна, да так и оставшемуся ночевать. Словно почувствовав ее приближение, дверь распахнулась ей навстречу, и из кузнецы показался высокий мужчина, одетый в кожаные штаны и меховую безрукавку. Его короткая пепельно-светлая борода и такие же волосы заискрились в первых лучах солнца, прорвавшегося между чередой холмов на горизонте и низкими снеговыми тучами. Мужчина хотел спуститься к речке, но замер на пороге, заметив крошечную фигурку в развивающемся коричневом плаще, катившуюся к нему по склону холма. Девочка взлетела на крыльцо, и отец подхватил ее на руки, закружил, прижимая светло-серебристую головку к своей груди.
А потом они сидели на крыльце, на широком гладко обструганном бревне, специально прикаченном сюда: отец и его самая младшая и от этого, наверное, самая любимая дочь. Она прятала пальцы в мехе его безрукавки, а он обнимал ее, не давая замерзнуть, но даже и не думал ругать:
– Ты, хоть, матери сказала, куда тебя ноги понесли ни свет ни заря? Она, небось, уже проснулась и места себе не находит: куда подевалась эта егоза!
– Мужчина старался говорить сурово, но в его бороде пряталась улыбка, гораздо теплее, чем скупое зимнее солнце. Девочка чувствовала это и даже и не думала бояться. Да и не мог быть суровым с ней этот большой сильный и самый главный человек. Для нее он есть и навсегда останется самым главным, самым умным и самым справедливым человеком на свете! Она только крепче прижимается к нему, а он кладет свою большую сильную всю в мозолях руку ей на голову. Его дочь - самое важное в этом мире, то, ради чего стоит жить, что стоит защищать, самое лучшее, что он создал!
Девочка поднимает на него глаза - серые, словно гладь незамерзшей реки зимой, в обрамлении длинных густых ресниц:
– А Мирима такая счастливая!
– произносит она задумчиво и мечтательно и бесконечно радостно. Кузнец усмехается в бороду: так вот зачем она прибежала. Рассказать о счастье старшей сестренки! Давно ли такой же беззащитной птахой прижималась к его груди его первая дочка? А вот уже и крылья окрепли и пора лететь из родительского дома - из родного гнезда. Добро: к хорошему человеку! Лорко - сын соседский, на глазах росший, смышленый паренек, не злой, не ленивый. С таким мужем дом будет богатым, а семья крепкой! Должна быть! А как иначе? Чего другого пожелать родной дочери - родной кровинушке, больше самого себя любимой? Но уж больно быстро... Казалось, только вчера сговорились, а уже сегодня из дому отпускать. Как тут не задуматься лишний раз, не испугаться, даже если и любишь? Именно потому, что любишь!
А чертовка маленькая, словно подслушала отцовские мысли, крепче прижалась к нему, заглядывая в глаза:
– Тебе ведь тоже радостно, правда?
– Правда, правда...
Кузнец смотрел на дочь и гладил ее рукой по серебристому шелку волос. Дай Боги тебе счастья! И тебе, и Мириме, и Ларе, и Катрин... "Четыре мои дочери" - подумал кузнец. Светленькая головка под его рукой встрепенулась:
– А Катрин шепталась: к тебе человек приходил чужой и страшный!
– Девочка шептала так, будто рассказывала страшную сказку, лежа ночью в избе на теплой печке. Кузнец нахмурился: знает ли она, что такое настоящий страх? Дай-то Боги, чтобы никогда не узнала! А человека, приходившего к нему три дня назад и правда в пору было испугаться.
Он не был крестьянином из окрестных деревень, он не был торговцем, какие иногда забредали в их деревню. Он приехал на коне, огромном сильном вороном жеребце, и сам он был ему под стать. Почти на пол головы выше кузнеца, которого и в своей деревне и в округе почитали за силу и стать. Одетый в добротный черный плащ, украшенный серебряным шитьем. Каждое его движение было наполнено спокойствием и властностью человека, уверенного в своих силах. Это читалось в том, как он спрыгнул с коня, как подошел к крыльцу, на котором стоял кузнец. Длинные темные волосы незнакомца было собраны в хвост, а глаза смотрели прямо, смело и внимательно изучая кузнеца. Он приехал не как гость: он знал, он мог бы стать хозяином здесь, если бы захотел. Но он не хотел. Он заговорил, и слова его звучали также спокойно и властно. Этот человек был воином. Он привык ничего не бояться: он привык к собственной силе.