Дочь кузнеца

Сергеева Ольга И.

Незнакомец без лишних слов объяснил кузнецу, зачем он приехал к нему. Ему нужен был меч. Его собственный, как он сказал, сломался в последней битве, а хорошего кузнеца, способного выковать достойную замену, сыскать не так просто. Кузнец не удивился. И его отец, и его дед были далеко известны в округе как непревзойденные мастера своего дела. Не мудрено, что их слава докатилась и до чужестранца, забредшего в их места. Но что-то настораживало... Что-то во взгляде иссиня-черных глаз ускользало от взгляда кузнеца, что-то в спокойном чуть насмешливом голосе заставляло все внутри сжиматься словно от ледяного холода... Но незнакомец был предельно вежлив, попросил выковать ему меч и предложил щедрую оплату. Кузнец постарался отогнать свои сомнения: с детства родители внушали с недоверием относится

к чужакам - этим, должно быть, все и объяснялось. Он принял заказ, снял мерки. Незнакомец оставил щедрый задаток и пообещал вернуться через три дня: он торопился, меч нужен был ему как можно быстрее.

Поэтому последние ночи, также как и дни, кузнец проводил в своей кузнеце с молотом в руках, у раскаленного горна, на котором рождался клинок. Он торопился выполнить заказ в срок, боялся не успеть, гнал себя, как никогда раньше. И клинок родился. Сегодня перед самым рассветом, наверное, как раз тогда, когда повалил снег, и зима незваной непрошенной гостьей ступила на порог. Сейчас меч лежал на верстаке, завернутый в мягкую кожу, ждущий своего хозяина, зовущий его...

– Папа, а что ты делал для того чужого человека?
– звонкий голосок заставил вздрогнуть, оторвав от собственных мыслей, напомнил о себе.

– Я делал меч.

Девочка вся извернулась под рукой отца, заглядывая ему в глаза:

– А покажи мне!

Отец внимательно посмотрел на дочь, словно по-новому изучая черты до мельчайших подробностей знакомого личика:

– Зачем тебе?

– Ты никогда не ковал мечей! Я же никогда их не видела!

– Дай Боги, чтобы никогда и не увидела!
– кузнец вздохнул и поднялся на ноги. Он не знал, зачем он это делает. Жена уж точно будет ругать его, когда узнает. Он просто толкнул тяжелую дверь кузницы.
– Пойдем!

Внутри было темно и жарко. В горне еще не успев остыть, мерцали неуверенным красным светом угли. Кузнец провел дочь мимо, в дальний угол, к единственному окошку, перед которым был устроен грубый верстак. На верстаке лежал длинный сверток. Кузнец осторожно, словно сам робея перед творением собственных рук, развернул мягкую темную коже. Внутри, среди мягких складок, матово блестел клинок. Видят Боги, он никогда не ковал мечей! Зачем создавать то, что отнимает жизнь? Так учил его отец. А сейчас вот он...

Меч лежал в складках кожи. Светлый, чистый, только что рожденный и смертельно опасный. По его идеально отполированному клинку бежал замысловатый черный рисунок. Кузнец не наносил его специально - он возник сам из огня и металла, такой, каким должен был быть. А по извивам узора струились блики солнца, прорывавшиеся в кузницу сквозь единственное покрытое сажей окно. Девочка смотрела на меч, словно завороженная. Тонкий и острый, гладкий с едва заметной выпуклостью рисунка. Идеально выверенный и сбалансированный. Ни одной лишней детали, ни одной неверной черточки! Она словно чувствовала в руке его тяжесть. Он был так прекрасен! Она никогда не видела ничего более красивого! Девочка сама не заметила, как рука потянулась к клинку, желая прикоснуться к его холодной смертоносной стали...

– Не смей этого делать!
– огромная, сильная, твердая от мозолей рука отца схватила ее за запястье. Девочка вздрогнула и подняла на отца испуганные глаза. За что? Он никогда так не говорил с ней! Что она такого сделала? Кузнец разжал руку, запоздало сообразив, что напугал дочь. Он не хотел. Он сам не мог понять, что на него нашло. Он просто вдруг почувствовал, что этот клинок, безжизненно лежащий на верстаке, может причинить ей вред. Ей - его любимой дочери! Больше того, он вдруг осознал, по-другому не скажешь, что этот меч, это творение его рук - самое страшное, что он когда-либо делал. И кузнец испугался! Никогда он не боялся ни зверя в лесу, ни противника в кулачном бою на ярмарке, ни даже грозы - ярого гнева Богов. А сейчас ему было страшно! И то, чего он боялся, лежало на верстаке перед ним. Меч, еще не узнавший крови...

Он ковал его, не думая о тех, кого этому мечу доведется убить. Но сейчас... У этого меча была своя судьба. Он вдохнул в него жизнь, и уже был не властен над ним.

Кузнец завернул мягкую кожу, пряча клинок, и обнял дочь, стараясь ее успокоить, попросить прощения за грубость:

– Никогда, Занила, не прикасайся к мечу! Хотя это - всего лишь меч. А убивает человек! Со стали кровь можно вытереть, но на руках человека она остается навсегда!

Мирима была такой красивой! Когда Занила вернулась домой, она стояла посреди избы, уже одетая в новое платье, специально сшитое для этого дня, украшенное по подолу и низу рукавов яркой вышивкой, изображавшей деревья, цветы, птиц и зверей. Над этой самой вышивкой невеста, не смыкая глаз, провела ни одну ночь. Именно по красоте рисунка и по мастерству исполнения и будет судить будущая свекровь, принимая невестку к себе в дом. Благосклонно ли примет? Или покажется рука, распустившая птиц лететь по ткани, нерадивой, ненужной в хозяйстве, недостойной ее старшего сына? Конечно, девочка росла у нее на глаз, и все было известно, обдумано и сговорено давно, но от этого не меньше старалась Мирима, склоняясь глубокой ночью перед светцем над беленым полотном. Только стороннему пришлому человеку рисунок мог показаться пустым: красиво подобраны нити, один к одному лежат аккуратные стежки, словно живые распахнули крылья птицы, вот-вот готовые сняться с веток, да и все на этом. Но любой житель северного Махейна знал: вышивка это - заговор, равного по силе которому еще поискать, ведь кладется он любящей рукой для защиты будущего дома, мужа и всей семьи! Животные и птицы сулили удачу смелому охотнику, цветы зазывали в дом лето, обещали обогреть щедрым теплом, ветки деревьев, ломящиеся под тяжестью плодов... Что ж тут объяснять? Пусть урожайным будет каждое лето, пусть голод никогда не посетит молодой дом, и каждый год пусть в семье появляется по сыну или дочке!

Мирима стояла посреди избы, уже обряженная в новое платье, а младшие сестренки и мать хлопотали вокруг нее. Девочки прилаживали на голове сестры венок, искусно сплетенный из цветов, собранных в середине лета и заботливо сохраненных по сей день так, что не помялся и не облетел ни один лепесток, не потеряли они ни формы, ни ярких красок. А мать, не старая еще крепкая женщина в клетчато-зеленой поневе с высокой короной пепельно-светлых волос на голове, прилаживала на талии дочери поясок - плетеный шнурок из красных и золотых нитей, связанный хитрыми узлами, чтобы ни одна хворь не смогла подобраться, с длинными шелковыми кисточками, позванивающими вплетенными в них бубенцами - отпугивать нечисть. Именно этот поясок развяжет жених, когда деревенский ведун признает его право на невесту, когда его родители согласятся ввести новую дочь в свой дом, когда родители девушки благословят и отпустят ее, когда станет он ее мужем. Свадебный поясок последний, в котором красуется девушка - понева замужней женщины талию скрывает, придавая осанке силу и величественность.

Вздрогнув на звук бухнувшей двери в сенях, мать обернулась и увидела замершее на пороге свое младшее чадо. Непослушная, все бы куда-нибудь бежать! Отстегать бы пару раз хворостиной за то, что столько седых волос добавила матери, но как прижмется теплым пушистым комком к груди, как замурлычет что-то звонким голосочком... И отходит сердце, и не поднимается рука. Что ж делать? Младшенькая - всегда самая любимая!

Вот и сейчас мать нахмурилась больше для вида, уперла руки в бока, стараясь придать себе грозный вид:

– Где ж ты была, постреленок? С рассвета тебя нет! Да в чем ушла?
– накинулась на нее она уже серьезно.
– Не видела разве, на улице зима?! А ну как накинется на тебя с ели лесовик? Да будешь неделю трястись в лихоманке? С печки тогда не спущу! Так и будешь в избе сидеть! Просись не просись - на улицу не выпущу!

Но девочка словно и не слышала материных слов. Она бросилась к сестре, обняла ее, прижалась к ней:

– Ой, Мирима, какая же ты красивая!