Дочь лжеца
Шрифт:
– Ты заслужила мороженое, – провозглашаю я. – С каким вкусом хочешь?
– С виноградным!
Я извлекаю угощение из формочки.
– Отец с матушкой приедут через пару часов, – обращаюсь я к Беверли Джин. – Они очень обрадуются тому, что ты снова выглядишь наилучшим образом.
Девочка тут же морщит нос.
– А почему тебе и Генри не нужно красить волосы? Так нечестно.
Я невольно дотрагиваюсь до своей шевелюры, собранной в хвост.
– Потому что мы и так блондины. Матушка всего лишь хочет, чтобы мы казались одной семьей, и не желает, чтобы кто-то чувствовал себя лишним, или нелюбимым, или отличающимся
– А как же Каспиан и Томас?
– Отец приютил их, но они не являются нашими братьями. Поэтому им не обязательно становиться блондинами. Я понятно объясняю?
– Думаю, да. – Беверли Джин откусывает мороженое.
Мягко целую ее в щеку.
– Вот и славно. Поскорее доедай. Я еще должна помочь с обесцвечиванием волос Сэмюелю.
Только когда мы заканчиваем с окрашиванием, я выхожу из дома, чтобы отыскать Каспиана.
Волны озера набегают на берег, вдоль кромки воды выглядывают водоросли. Младшие из детей пытаются поймать ведром лягушку. Их смех тут же смывает резкий запах осветлителя для волос, который забил ноздри, и я улыбаюсь в ответ.
Над верхушками деревьев возвышается старый аттракцион. На нашей территории находится парк развлечений, заброшенный сорок, если не пятьдесят лет назад. Отец демонтировал большую часть горок и трамплинов, хотя несколько все-таки осталось. Он утверждает, что это место вдали от городов идеально подходит для его детей.
Мы живем в старом двухэтажном доме, который раньше принадлежал смотрителю парка. В здании с деревянными полами много окон. Крыша над спальней мальчиков нуждается в ремонте, так что на данный момент накрыта огромным куском брезента. Отец предпочитает держать нас «вне системы», поэтому в доме отсутствуют электричество и водопровод, зато имеется насос, генераторы и свечи. А большего и не требуется.
А вот тетушек нигде не видно. Должно быть, отдыхают перед обедом. Они постоянно твердят, что их утомляет присмотр за такими неугомонными сорванцами, как мы.
Я останавливаюсь перед старым дубом. К стволу прибита табличка из древесины пихты с надписью, которую вырезал отец.
Коммуна – это истина.
Коммуна – это надежность.
Лишь в Коммуне можно обрести безопасность.
Это наше кредо, все те ценности, в которые верят и за которые сражаются в Коммуне. Каждый раз, когда я расстраиваюсь или злюсь, достаточно прочесть надпись, чтобы вновь ощутить надежду и легкость.
Я дотрагиваюсь до таблички, и по пальцам пробегает искра магии.
Кас обнаруживается среди рядов кукурузы: выпалывает сорняки мотыгой. Огород у нас немаленький, минимум двадцать футов [1] в длину, и кукуруза посажена в самом дальнем конце. Мы выращиваем множество различных полевых культур: артишоки, салат-латук, помидоры, цветную капусту. Мне больше всего нравятся корнеплодные овощи наподобие моркови, свеклы и редиса, которые прячутся в земле до тех пор, пока не настает время урожая.
1
20 футов – 6,1 м.
Швы белой футболки Каса впиваются в мышцы широких плеч, напрягающихся при работе. Я выхватываю у него из рук мотыгу.
– Эй, – возмущается парень, пытаясь отобрать инструмент. – Мне вообще-то нужна эта штука.
– На сегодня ты уже достаточно потрудился, – отпрыгиваю я, держа рукоятку трофея вне зоны досягаемости приятеля. – Мне требуется твоя помощь, чтобы засечь время.
Отец поместил буй на расстоянии ста футов [2] от берега, и я практикуюсь в плавании туда и обратно, чтобы быть в наилучшей форме, когда разразится война. На этой неделе мне удалось сделать дополнительные отжимания, может, теперь получится и проплыть хоть на секунду быстрее?
2
100 футов – 30,48 м.
Мы встречаемся взглядами с Касом. Его глаза голубые, как море, в честь которого его назвали. Я никогда не видела настоящий океан. Только тот, что изображен в книгах. Но даже фотографий хватило, чтобы в душе поселилась мечта совершить заплыв в соленых водах. Ресницы приятеля настолько черные и густые, что кажется: он пользуется тушью. Из всех нас лишь у Каспиана волосы цвета воронова крыла, которые, по его словам, он унаследовал от отца. Хотя у Томаса кудри каштановые, несмотря на кровное родство братьев.
– Мне кажется, к этому моменту твое мастерство и так уже близко к идеалу.
– Ну пожалуйста, – упрашиваю я. – Никто не засекал мое время больше двух недель. Уверена, что смогу улучшить последнее достижение по крайней мере на секунду. Хочу продемонстрировать, чего добилась, когда приедет отец. Доказать, что готова к посвящению.
– Ты же знаешь, что Кертис будет гордиться тобой несмотря ни на что, Пайпер. Ты его любимица.
– Неправда!
– Да ладно тебе, – слегка подталкивает меня плечом Кас. – Когда мы только появились здесь, ты так боялась, что я займу твое место в его сердце, что наплела, будто клубнику в саду можно есть столько, сколько душе угодно. И конечно, мне за это здорово влетело.
Несколько лет назад отец принял в семью Каспиана и Томаса, когда вынужденно изгнал их родителей из Коммуны за употребление наркотиков на территории поселения. Но, конечно, он разрешил мальчикам остаться: слишком жестоко было бы отправить их во Внешний мир. Последние несколько месяцев Томас провел с нашими отцом и матерью в поселении. С тех самых пор, как прошел посвящение в члены Коммуны. Жду не дождусь услышать его рассказ о новой жизни там.
– Я же не заставляла тебя есть клубнику, и ты прекрасно об этом знаешь! Если собираешься и дальше разбрасываться безумными обвинениями, хотя бы придумай что-нибудь интересное.
В ответ на мою гневную тираду Кас лишь легонько толкает меня плечом. Я не остаюсь в долгу, стараясь не обращать внимания на трепет в груди.
Тогда приятель нацеливается на мое уязвимое место: нежную кожу подмышек. Уворачиваясь от щекотки, я взвизгиваю и бегу в сторону озера, на ходу сбрасывая сандалии. Младшие из детей заливаются радостным смехом и пускаются с нами наперегонки. Вскоре мы все оказываемся в воде, отчаянно брызгаясь друг в друга. Солнце приятно пригревает плечи, а прохладные волны бальзамом смягчают жжение от осветлителя, жжение при мысли об отсутствующих матушки с отцом.