Дочь палача и черный монах
Шрифт:
Несмотря на охвативший его ужас, Симон изумился тому, что Бенедикта принялась вдруг ругаться, как парижский извозчик. Где она только набралась таких слов? Но размышления его были прерваны: по коридорам разнесся хриплый, срывающийся голос.
– Демоны, Магдалена. Демоны. Они внутри меня. Они… вгрызаются… в мою плоть… Ты видишь демонов, Магдалена?
– О господи! Это Брат Якобус! – прошептала Магдалена. – Значит, он так и не умер!
– А может, и наоборот, – отозвалась Бенедикта. – Голос этот, в любом случае, не может принадлежать живому.
Внезапно Симон учуял какой-то запах. Вначале
– Демоны, Магдалена. Они… пожирают меня… Ты видишь их? ТЫ ВИДИШЬ ИХ?
При последних словах справа показался маленький мерцающий шар. Он все быстрее и быстрее катился им навстречу, увеличиваясь при этом в размерах, пока не заполнил собой весь проход.
– ТЫ ВИДИШЬ ИХ, ДОЧЬ ПАЛАЧА?
Магдалену, как и остальных, парализовало от ужаса. Она слишком поздно поняла, что огненным шаром был сам монах. Его одежду и плоть пожирали языки пламени, он мчался вперед живым факелом.
Брат Якобус бросился на них, словно огненный призрак.
Монахи, словно могильщики, колотили кирками по полу часовни, разбивали плиты на куски и выламывали их заступами. Пот катился по лицам послушников. Ветхие надгробные плиты, украшенные крестами изразцы, мозаики – все превратилось в мусор и оказывалось в куче перед входом в часовню. Под плитами открылась голая земля.
– Копайте дальше! – кричал настоятель. – Может, он спрятан где-нибудь под землей! Он долженбыть здесь!
Задыхаясь, монахи принялись молотить кирками по грунту. Земля усеяна была галькой, что особенно усложняло работу. Туники, несмотря на зимнюю стужу, промокли насквозь. На белой ткани одеяний становилось все больше грязно-коричневых пятен. Послушники стонали и кряхтели: к столь тяжелому труду они не привыкли.
Брат Натанаэль поначалу копал вместе с монахами, но теперь встал рядом с настоятелем. Доминиканец указал на яму. Чем глубже вгрызались в землю монахи, тем больше в ней попадалось камней.
– Лекарь, должно быть, ошибся. Креста здесь нет!
Боненмайр лихорадочно оглядел часовню, напоминавшую теперь, скорее, свалку. Где они еще не копали? Что они еще не трогали? Взгляд его остановился на единственном месте, которое они пока не разнесли на куски.
Алтарь.
Брат Йоханнес заметил взгляд своего настоятеля.
– Ваше преподобие, только не алтарь! – взмолился он. – Его освятили и…
– Хватит болтать, лучше помоги.
Боненмайр шагнул к белому камню, лицевую сторону которого украшал скромный рельефный крест. Настоятель откинул грязную красную материю, укрывавшую прежде алтарь, и они все вместе налегли на камень. Боненмайр громким голосом отдал команду:
– Раз, два, три – взяли!
Каменная глыба со скрежетом качнулась вперед и опрокинулась с оглушительным грохотом. Поднялось облако пыли. Когда оно рассеялось, настоятель нетерпеливо уставился вниз.
Голая земля.
Монахи опустились на пол, они едва не теряли сознание от усталости.
Настоятель глубоко вздохнул и уселся на опрокинутый алтарь. Пот залил стекла очков, и Боненмайр
Что-то он упустил. Вот только что?
Они верно разгадали головоломку, в этом он не сомневался. А если разгадка верна, но в упомянутом месте ничего нет, это могло значить только одно.
Место изменилось.
Он поднял глаза к потолку, и взгляд его остановился на замыкающем камне посреди свода. На нем было написано число. Настоятель снова надел очки и, прищурившись, прочел его.
MDXI
Августин Боненмайр издал приглушенный вопль и стиснул кулаки. Ну и глупец же он! Часовня Святого Иоанна, в которой они находились, была построена лишь в 1511 году. Она не могла быть местом из головоломки! Но из вековых записей монастыря настоятель знал, что в Штайнгадене и раньше стояла такая же часовня.
Только вот где?
Боненмайр закрыл глаза и сосредоточился. Через некоторое время он вспомнил. Возможно ли это? Неужели он действительно уже был так близок?
На губах его заиграла улыбка.
– Бросайте кирки! – приказал он монахам. – Поищем в другом месте! – И зашагал в темноту. – На этот раз мы найдем этот проклятый крест! Пусть мне придется для этого весь монастырь превратить в мусор и пепел!
Парализованная ужасом, Магдалена почувствовала, как брат Якобус налетел на нее всем своим весом. Она ощутила пламя, превратившее рясу монаха в гигантский факел, и в отчаянии силилась оттолкнуть от себя пылающее тело, однако оно буквально пригвоздило ее к полу. Краем глаза дочь палача заметила густую клейкую массу, стекавшую на нее длинными каплями. Брат Якобус, судя по всему, измазался смолой из ведра в коридоре. Языки пламени плясали по его одежде, Магдалена едва не теряла сознание от исходившего жара. Голова монаха почти вплотную приблизилась к ее лицу; огонь пожрал его волосы, брови и ресницы. Лицо его превратилось в черное нечто, на котором сумасшедшим блеском сверкали его белые глаза и раскрывался провал, бывший некогда ртом, из которого вырывался теперь высокий, чуть ли не детский крик.
– Вернись, Магдалена!..
Дочь палача в отчаянии повернула голову и увидела, как Бенедикта целилась из пистолета в горевшего монаха и пыталась при этом не зацепить его жертву. Дуло дергалось из стороны в сторону, а Якобус все прижимал Магдалену к полу. С монаха начали слетать обрывки рясы, в некоторых местах они прилипли к телу и горели вместе с кожей. Девушка почувствовала, что языки пламени перекинулись теперь и на ее одежду.
Прогремел выстрел. Рядом с Магдаленой брызнули осколки камня, но монах так и остался на ней сидеть. Она услышала, как выругалась Бенедикта. Должно быть, та промахнулась.
У Магдалены стало постепенно темнеть в глазах. Едкий дым обжигал ей легкие, жгучая боль, словно полчища муравьев, пробежала по ее бедрам, в том месте, где огонь охватил одежду. На обожженном лице монаха снова разверзлась красная бездна.
– МАРИЯ МАГДАЛЕНА, НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ! ОСТАНЬСЯ…
В голову монаха врезалась «Исповедь» Августина. От мощного, с обеих рук направленного удара брат Якобус отлетел в сторону. Симон снова и снова замахивался тяжелой книгой и раз за разом обрушивал ее на обугленное тело. Книгу охватило пламя, но лекарь, словно ополоумев, продолжал колотить монаха.