Дочь палача и король нищих
Шрифт:
С обратной стороны Симон отыскал открытую настежь дверь. Сквозь вытянутые окна внутрь падал блеклый лунный свет, выхватывая из тьмы мешки с мукой, изъеденные червями кадки и старые мельничные камни, сложенные стопками справа и слева от входа. Между мешками змеились и растворялись во тьме тесные проходы, у дальней стены вращался громадный жернов и издавал пронзительный скрежет. Симон выбрал самый широкий проход и ощупью двинулся по нему. Под ногами скрипела мучная пыль.
– Эй, есть тут кто? – крикнул Симон и в следующую секунду понял, насколько это было глупо. Кто его услышит в таком грохоте?
«А
Шум вдруг прекратился, и наступившая тишина показалась едва ли не хуже прежнего скрипа и скрежета. Где-то во мраке на пол тихо посыпались зерна.
Симон замер и потянулся к кинжалу, висевшему на поясе.
– Кем бы вы ни были, выходите сейчас же! Мне эти прятки не по душе.
Он постарался придать голосу уверенности, но вместо окрика получился скорее сдавленный хрип.
В проходе справа загорелся вдруг огонек и стал быстро приближаться. Такие же огни загорелись теперь и слева, и впереди, и за спиной. Лекарь прищурился. Его окружали с десяток людей в бурых плащах и капюшонах с прорезями для глаз. Они подходили без всякой спешки, пока наконец не загнали Симона в тупик между сложенными мешками.
Симон огляделся, как загнанное животное. Его заманили в ловушку! Отсюда ему уже не сбежать.
Один из них отделился от группы, медленно подошел к Симону, встал напротив него и снял капюшон.
Лекарь инстинктивно занес руку с кинжалом. Только в последний момент ему стало ясно, что человек перед ним был вовсе не незнакомцем.
Люстры искрились огнями и играли по залу множеством бликов. Несколько музыкантов со свирелями, скрипками и арфой исполняли французские мелодии, и гости покачивались в такт музыке. Всюду слышались смех и французская речь. Гномьего роста мавр в тюрбане разносил угощения и неустанно наполнял бокалы прохладным белым вином.
Магдалена стояла прислонившись к стене между двумя фарфоровыми вазами высотой в собственный рост и наблюдала оттуда за сборищем. Одета она была в широкую юбку, тесный корсет с глубоким декольте и поверх него красный, отороченный мехом жакет. Обычно непослушные волосы теперь были убраны в подобие птичьего гнезда, ноги изнывали в слишком тесных туфлях. Если она решалась пройти к щедро накрытому столу за кусочком айвы или копченого угря, чувство возникало такое, будто она ступала по иглам. Дышать под всеми слоями одежды не представлялось возможным. И как только эти так называемые дамы носили такое каждый день!
Хотя чувствовала Магдалена себя крайне неуютно, на мужчин она произвела должное впечатление. Кто-нибудь из патрициев или послов то и дело поглядывал на нее, но Сильвио с самого начала дал понять, что эта прекрасная незнакомка находится под его личной опекой. Как только выпадала такая возможность, венецианец подходил к ней и говорил что-нибудь приятное.
Магдалена довольно быстро уяснила, что балом все это называлось только для видимости. Главным предметом вечера была политика: поэтому большую часть времени Сильвио занят был тем, что беседовал с остальными о торговых союзах, векселях и, что главное, о предстоящем Рейхстаге. Приглашенные патриции и дворянчики вились вокруг посла, как мотыльки вокруг фонаря. Хотя большинство из них возвышались над ним на целую голову, низенький венецианец в широких ренгравах, приталенном сюртуке и черном волнистом парике становился средоточием
Немногие приглашенные женщины обходили Магдалену стороной и бросали на нее полные желчи взгляды. Для них она была всего лишь разряженной любовницей Сильвио, которую он, скорее всего, подобрал где-то на улице. Только присутствие венецианца защищало ее от язвительных насмешек. В чем женщинам, в общем-то, повезло – ведь при первом же неуместном замечании Магдалена, вероятно, расцарапала бы благородным дамам их раскрашенные личики.
Она вздохнула и уже в сотый раз глотнула из бокала, тонкого, словно лист бумаги. До сих пор ей так и не удалось выяснить ничего, что могло бы помочь отцу. Все более явственно Магдалена ощущала себя разукрашенной куклой, что стояла для красоты рядом с вазами. И о чем она только думала! Отец там помирал с голоду, а она лакомилась запеченными в меду куропатками… Пора было заканчивать этот маскарад.
В тот момент, когда дочь палача уже засобиралась к выходу, к стене возле нее привалился пожилой мужчина в пенсне и приподнял бокал. Почти лысый, в простом черном сюртуке и старомодном жабо, он выглядел среди всех этих пижонов совершенно неуместным. Из разговора с Сильвио Магдалена уже знала, что перед ней не кто иной, как казначей Регенсбурга. Во время беседы о поставках сладкого вин санто и венецианских равиоли звучали такие суммы, что у Магдалены дух захватывало. И тот самый человек, который только что просил новой ссуды в пять тысяч дукатов, теперь стоял рядом с ней и пытался разговорить.
– Вы успели уже отведать сладкого миндаля? Он восхитителен, – пожилой господин учтиво подлил ей вина из графина.
Магдалена робко улыбнулась.
– Если честно, то к сладкому я не очень. Вот жареного гуся отведала бы с удовольствием.
Казначей тихо рассмеялся.
– Сильвио Контарини уже открыл мне, что в вас сокрыт настоящий чёрт. Позвольте спросить, откуда вы родом?
– Из окрестностей Нюрнберга, – без запинки выдала Магдалена; этот город был первым, что пришел ей в голову. – Моя тетушка гардеробщица при курфюрстском ротмистре.
– Я и не знал, что у ротмистра есть своя гардеробщица.
– С недавних пор, – пояснила Магдалена и глазом не моргнув. – Его супруга вечно жаловалась, что он в постель в сапогах лез и вообще одевался хуже собственного конюха.
Казначей наморщил лоб.
– А ротмистр разве не в Мюнхене живет?
– Он переехал. В Нюрнберге, хм, больше лесов для охоты. Вы понимаете…
«Господи, что я такое несу! Где тут есть норка, куда можно спрятаться?»
– Иногда охота превращается в настоящую страсть. Я и сам частенько охочусь, – казначей со смехом поднял бокал.
Магдалена уверилась в мысли, что он с ней просто играл. Быть может, Сильвио уже рассказал ему, кто она на самом деле?
«Или он узнал от кого-то другого?»
Казначей с отсутствующим видом уставился в широкое окно.
– Может, этому ротмистру просто опротивела жизнь в городе. Тем более что летом тут воняет до невозможности, одежда липнет к телу, да и пожаров никто не отменял… – Он резко повернулся к Магдалене. – Вы же слышали про пожар, что вспыхнул этой ночью?