Дочь палача и Совет двенадцати
Шрифт:
– Пойдемте-ка лучше в тепло. София уже слишком долго на холоде. Кроме того, ее надо покормить.
По тропинке, протоптанной в грязном снегу, они пошли к дому. С тех пор как Магдалена с семьей перебралась в город, с отцом в его доме жила лишь восемнадцатилетняя Барбара. Она готовила для него, стирала вещи, ухаживала за курами и коровой в пристроенном сарае, работала в огороде. Внешне дом выглядел довольно неухоженным: на крыше не хватало дранки, краска местами облупилась. Но внутри Барбара старалась поддерживать чистоту.
Петер
У девочки были голубые глаза и угольно-черные волосы. Если наклониться к ее лицу, мягкому и вечно смеющемуся, можно было почувствовать запах меда и молока. При этом она весело повизгивала и дергала ножками. Если не присматриваться как следует, то заметить было сложно – но Куизль смотрел на нее слишком часто, чтобы упустить это из виду.
Правая нога ее была свернута внутрь и имела небольшое утолщение, а пальцы странно искривлены.
У Софии было косолапие.
Девочке было четырнадцать месяцев, другие дети в этом возрасте начинали ходить. София, скорее всего, и во взрослой жизни не сможет полноценно ходить. Куизль с Симоном каждый день растягивали ей сухожилия, и всякий раз это сопровождалось плачем и душераздирающими криками. Но оба они понимали, что ногу таким образом не выпрямить. И что хуже всего – им не удалось избежать сплетен, в городе уже говорили об изъяне Софии. А для людей такое косолапие было не просто дефектом – тем более что дедом ее был самый настоящий палач.
В Шонгау многие считали, что София отмечена дьяволом.
С древних времен сатана изображался рогатым и хромоногим. Да, он мог принять любое обличье, мог превратиться в красивого юношу или милую девицу. Но, как бы он ни старался, его всегда выдавала хромота.
София всю жизнь будет хромать, точно дьявол.
Магдалена наконец-то успокоилась и повернулась к отцу, молча сидевшему за столом.
– Кстати, где Барбара? Я с утра ее не видела. Она бы тоже могла присмотреть за Софией.
Куизль поджал губы, он ждал этого вопроса. Магдалена верно истолковала его молчание.
– Вы опять поссорились, так?
– Она сказала, что не хочет в Мюнхен. Сказала, что я ей не указ. Собственной дочери не указ, ха! – Палач сплюнул на устланный тростником пол, потом достал трубку и принялся тщательно ее набивать. – Она просто упрямая, сварливая девка, – проворчал он. – А все потому, что у нее до сих пор нет мужа, который научил бы ее манерам.
– Она упрямая и сварливая, как и ее отец, – вздохнула Магдалена.
Куизль снова промолчал. В последнее время они
Что ж, следовало признать, в своих уговорах он часто переходил на крик.
Но ничто не могло переубедить Барбару. А в последнее время она стала слишком уж раздражительной и часто замыкалась в себе. Казалось, что-то тяготило ей душу. Но всякий раз, когда дело касалось женских чувств, Куизль чувствовал себя беспомощным. Так было и с его возлюбленной женой, Анной-Марией, и с дочерьми. Новость о предстоящей поездке в Мюнхен Барбара приняла без особого воодушевления.
И в особенности тот недвусмысленный намек, сделанный палачом.
«Наверное, следовало сказать об этом как-нибудь помягче», – подумал Якоб.
– И когда ты видел ее в последний раз? – спросила Магдалена, вырывая Куизля из раздумий.
Палач склонил голову.
– Хм… утром. Она еще расплакалась, дуреха. А я ведь только и сказал, что…
Он запнулся.
– Что? – не унималась Магдалена.
– Ну, что она поедет с нами в Мюнхен и там я подыщу для нее мужа.
Дочь уставилась на него в изумлении.
– Что ты ей сказал?
Куизль пожал плечами.
– Черт возьми, да при такой встрече представится лучшая возможность для помолвки! Многие палачи так поступают. Вот увидишь, от желающих отбоя не будет. При ее-то внешности Барбара станет отличной партией, особенно теперь, когда меня избрали в Совет. Так будет лучше для всех нас.
– И ты еще удивляешься, почему она сбежала? Ты… ты… – Магдалена поджала губы и сделала глубокий вдох. – Где она теперь?
– Убежала к Кошачьему пруду. Только… – Якоб замер на полуслове. Ему вспомнились слова, брошенные Барбарой, прежде чем она сбежала.
Не думай, что меня можно сбыть, как корову на рынке! Я скорее сама себе могилу вырою…
– К Кошачьему пруду! – выдохнула Магдалена. – Да ведь пару недель назад там выловили девушку!
– Что еще за глупости? – Куизль рассмеялся, но прозвучало это скорее как клекот. Он вдруг почувствовал ужасную слабость и беспомощность. – Ты ведь не думаешь, что моя Барбара… что она… – Он не выдержал и ударил кулаком по столу. – А, черт! Пусть только попробует, я… я…
Но Магдалена уже не слушала его. Она повернулась к Петеру, все еще погруженному в чтение, и вручила ему Софию. Девочка снова заплакала.