Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
– Что, говорите вы, нужно вам для жены? – спросил неожиданно брат Йоханнес. – Лапчатка?
– Да, и анис. – Лекарь снова повернулся к безобразному монаху. – У нее колики в животе и тошнит немного. Надеюсь, ничего серьезного.
– Да поможет ей Бог. Ладно, посмотрим…
Брат Йоханнес втиснул окуляр в правый глаз, отчего лицо монаха, и без того ужасное, стало еще непригляднее. Затем он прошелся задумчиво вдоль шкафа и выдвинул наконец один из ящиков на уровне лица. Спор с маленьким монахом аптекарь, по всей вероятности, уже забыл.
– Лапчатка
– Venenum. Лишь доза делает яд незаметным. Я в курсе. – Симон кивнул и протянул монаху руку. – Простите, если я еще не представился. Меня зовут Симон Фронвизер. Я цирюльник из маленького Шонгау, по ту сторону Хоэнпайсенберга. Изречение Парацельса о верных дозах я едва ли не каждый день внушаю моим пациентам.
– Цирюльник, и говорит на латыни?
Брат Йоханнес улыбнулся и пожал руку собеседника. Хватка у него была такая, словно монах всю жизнь провел возле наковальни. С окуляром на глазу он походил на бесформенного циклопа.
– Нечасто такое встретишь. Тогда вам наверняка известен и «Macer floridus» [4] с описанием восьмидесяти пяти важнейших лечебных трав?
– Разумеется.
Симон кивнул и сложил высушенные травы в кожаный мешок.
– Я обучался медицине в Ингольштадте. К сожалению, мне не удалось получить место лекаря. Так уж… сложились обстоятельства.
4
«О свойствах трав» (лат.).
Он замялся. Монаху незачем было знать, что деньги, выделенные на учебу, Симон истратил на карточные долги и дорогую одежду.
Лекарь не без одобрения огляделся в затемненной комнате. Обставлена она была в точности как он представлял себе собственный свой кабинет. Большой аптечный шкаф, возле него кафедра для записей, и по стенам – крепкие дубовые полки с горшками и настоями. Низкий проход вел в соседнюю комнату, служившую, видимо, лабораторией. Симон разглядел в полумраке камин, в котором тлели несколько поленьев, на подоконнике стояли несколько закоптелых колб. Перед окном стоял громадный мраморный стол, и на нем лежало нечто длинное и бесформенное, лишь наскоро прикрытое полотном.
Из-под покрывала торчала чья-то бледная нога.
– Господи! – прошептал Симон. – Это же…
– Мой подручный Келестин, – вздохнул монах и вытер пот со лба. – Крестьяне принесли мне его перед восходом. Несчастный должен был прошлым вечером выловить мне карпа из пруда возле леса. И что делает этот болван? Падает с мостика и тонет, как котенок. А потом еще приходит шарлатан Виргилиус и предлагает…
Он замолчал на полуслове и помотал
Симон осторожно шагнул к лаборатории и принюхался. Теперь он понял, что за сладковатый запах учуял до этого.
Так начинает разлагаться труп.
– Можно? – неуверенно спросил молодой Фронвизер и показал на тело под покрывалом.
Покойники всегда странным образом привлекали внимание лекаря. Безжизненные и отекшие, они были словно анатомические манекены, дарованные миру Господом, чтобы продемонстрировать на них чудеса человеческого тела.
– Конечно-конечно, – ответил брат Йоханнес, снял окуляр и спрятал его за пазухой. – Раз уж мы с вами в некотором роде коллеги, то взгляд со стороны ни в коем случае не будет лишним. Но там действительно нет ничего необычного. Уж и не знаю, сколько утопленников я в своей жизни повидал…
Он вздохнул и перекрестился.
– Человек все-таки не рыба. Иначе Господь снабдил бы его для дыхания жабрами и плавниками, чтобы не тонуть.
Симон с любопытством откинул мокрое покрывало и взглянул на бледное, чуть синеватое тело юного Келестина. Кто-то из добросердечных крестьян прикрыл его глаза и положил на них две старые монетки, но рот остался открытым, как у задыхающегося карпа. В жидких волосах вокруг тонзуры застряли листья и водоросли, и зеленые мухи с гулом кружили над разлагающимся трупом. Рясу с мертвого послушника никто не снял, и она висела на нем, словно мокрый мешок.
– Я хотел побыть с ним немного наедине, – пояснил монах севшим голосом. – Он ведь два года был мне верным помощником. Мы много пережили вместе, и доброго, и плохого… – Он вздохнул. – Но теперь мне, наверное, пора к настоятелю. Так что забирайте ваши травы и…
– Тут синяки.
– Чего?
Брат Йоханнес растерянно взглянул на лекаря, а тот показал на ключицу покойника.
– Тут синяки. Как на левом, так и на правом плече. – Симон с треском разорвал мокрую рясу. – Вот, и на грудине тоже.
– Ударился, наверное, о воду, когда упал, – предположил монах. – Что же тут такого?
– До синяков ушибиться о мягкую воду? – нахмурился Симон. – Вот уж не знаю.
Он принялся скрупулезно осматривать тело и на затылке нашел наконец что искал.
– Так я и думал, – пробормотал он. – Большая шишка. Вероятно, кто-то хорошенько ударил вашего подручного. А потом, наверное, держал под водой, пока тот не захлебнулся.
– Убийство? – прошептал брат Йоханнес. – Вы действительно так думаете?
Симон пожал плечами.
– Убийство или несчастный случай, этого я сказать не могу. Но без участия кого-то постороннего в любом случае не обошлось. Быть может, он подрался с кем? Или его ограбили?
– Чепуха! Монах не станет драться. Да и с какой стати… – Йоханнес запнулся и упрямо помотал мясистой головой. – Конечно, у нас тут всякий сброд ошивается, но славный Келестин всего-навсего послушник в тонкой рясе! У него не было с собой ни денег, ни ценностей.
Толстый монах поднял палец и добавил немного нараспев: