Дочь полка. Часть 3
Шрифт:
Глава 5
«Музыканты»
Всё-таки на свете есть такие вещи, которые не для каждого имеют ценность. Всякие побрякушки, бумажки, фотографии, строки… Для посторонних людей – пустая вещь, а для некоторых – целое сокровище. Вот и для Кати было настоящим счастьем перебирать чудом уцелевшие письма от тёти Агафьи и Васьки, раскладывать по порядку главы про Тёркина. И главное, чтобы все вырезки из газет были на месте! Ждать пока попадётся такая же – большая мука. Но нет, все были на месте. Девочка аккуратно свернула их и отложила в сторону. Медаль «За отвагу» тоже осталась цела и уже была на гимнастёрке. За всё это следовало сказать большое спасибо маминому платью, которое приняло весь удар на себя: осколок прорвал мешок и захватил с собой одежду. Катя взяла платье и любовно провела по застиранному воротнику:
– Мама, – сказала она и грустно улыбнулась, – даже сейчас ты мне помогаешь.
Девочка поглаживала только воротничок. Смотреть на то, что ниже, было страшно. Когда она взяла его в руки, то весь низ висел на одном жалком лоскутке. Настолько осколок прорезал ткань. Но девочка старательно всё зашила. Правда, получилось очень криво, да и ниток нужных не оказалось – шов был виден за километр. Но без потерь не обходится. Помимо одежды, были в хлам убиты печка буржуйка и котелок. И это только то, что касается Кати. Вещи медсестёр тоже пострадали. Прошло несколько дней с тех пор, как к ним прилетел снаряд. Бойцы своё слово сдержали и возвели новую землянку на месте старой. Катя с медсёстрами уже туда успели заселиться. Новое жильё девочке нравилось больше: защищено лучше и ей казалось, что внутри стало просторнее. А может, ей просто казалось после пребывания в медпункте. Ей самой было уже лучше, голова не болела, всё вокруг не кружилось, как на карусели. Повязку сняли, но лучше бы этого не делали. Бинты хотя бы скрывали рану, вокруг которой расплылся лиловый синяк. Нет, ссадина была уже не глубокая и почти зажила, но вид просто убивал. Мария Фёдоровна её утешала: говорила, что всё это скоро пройдёт. Но Катя всё равно продолжала избегать лишний раз встречи с зеркалом. Она хоть и солдат, но девочка. Её синяки, в отличие от мужчин, не красили. Благо была зима и можно было скрыть этот кошмар под шапкой. Так и делала. Пуля, наконец, договорилась со своей собачьей совестью. А то скулила так, что приходилось собаку из медпункта выпроваживать на попечение солдат– отдыхать раненым мешала. Сейчас собака, по своему обычаю, сидела возле самодельной буржуйки. Катя собрала все вещи назад в мешок, всё никак она не могла нарадоваться их частичной, но целости. Ну всё, отогрелась. Пора и на улицу назад выходить. Девочка взяла свою телогрейку и просунула руки в рукава. Бойцы где-то нашли ей новую. Конечно, куртка была велика, но к этому она уже давно привыкла. Зато своя. Сколько она ходила в телогрейках раненых. Наконец, ей откопали свою. А то неудобно было перед товарищами каждый раз одалживать верхнюю одежду. Бывает, засунешь руки от холода в карманы, а там мешочек с табаком или ещё что-то. Чужая куртка всё-таки. В ней что только лежать не может. Лучше, конечно же, в своей. Знаешь где у тебя что хранится, где пуговицу туго застёгивать, её у солдат просить не нужно. Катя застегнула телогрейку и надела ушанку. Проклятые наэлектризованные волосы снова полезли в лицо. Она убрала их и повернулась к собаке:
– Отправляемся, Пулёк!
Животное нехотя встало со своего излюбленного тёплого места и послушно пошло за хозяйкой.
* * *
Евгений Василенко ласково провёл рукой по корпусу гитары. Наконец, у него появилось время, чтобы посвятить всего себя любимому делу. Музыка – одна из самых бесценных вещей на войне. Об этом говорилось очень много раз и говориться будет. Попробуй без неё прожить. Только всеми любимые родные песни помогали хоть на минутку забыть это страшную реальность, окунуться с головой в спокойствие и тепло нот. Музыка – уникальная вещь. Она может и рассмешить, и пожалеть, и посочувствовать… Смотря какая песня, мелодия и слова. Но особые чувства испытывает тот, кто владеет инструментом. Это непередаваемые ощущения. Когда внутри всё щебечет, когда, полностью отдавшись процессу, тебя начинает раскачивать в разные стороны в такт мелодии, и сердце тоже аккомпанирует свою партию, когда пальцы сами перебирают струны или клавиши, а сознание находится где-то в своём прекрасном мире. Это настоящее наслаждение. Другим этого не понять. И вот Василенко при любой свободной минутке брал гитару. Для него она была не просто вещью, а настоящей подругой и верным товарищем. Евгений настроил инструмент и, приложив ухо к корпусу, стал перебирать пальцами струны. На морозе это было делать сложновато – руки от холода становились менее подвижными. Но боец играл сейчас не для своих товарищей, а для себя. А если играешь для себя любимого, то можно и темп снизить и мелодию наигрывать удобную. Василенко бы с радостью поиграл в землянке, но там было слишком много народу. Солдаты собрались играть в карты. На улице тоже было шумно, но тут можно уйти в сторонку и брынчать себе на здоровье. Этим он сейчас и занимался: наигрывал простенькие мелодии, которые незаметно сменяли друг друга. Василенко сидел, прислонившись ухом к гитаре, и закрывал глаза от удовольствия. Бойцы к нему не лезли и давали товарищу «помедитировать». Так это называл Егор Фокин. Евгений уже полностью погрузился в свой мир, как вдруг музыку прервал резкий и звонкий голос:
– Здорово, товарищ! Тоже играешь?
Василенко нехотя остановился и поднял голову. Это оказался новобранец – Косминов Игорь. Евгений узнал его по баяну в руках. Среди новобранцев он был своим музыкантом. Игорь стукнул по инструменту:
– Я вот тоже играю, – улыбнулся он и сел рядом.
– Здорово, – поприветствовал его в ответ Василенко.
Он был не очень рад визиту Косминова. Чужая музыка отвлекает. К тому же, баян громкий инструмент. Но боец не стал ничего говорить и решил продолжить наигрывать «В землянке». Авось, гость отстанет. Но Игорь не понимал намёков. Он немного помолчал, прислушиваясь к мелодии, а потом опять легонько хлопнул по корпусу инструмента:
– «В землянке» брынчишь?
– Брынчу, – почти сквозь зубы проговорил Евгений.
– Я тоже её знаю, – взял покрепче баян Косминов.
«Замечательно», – подумал про себя Василенко. Он не знал куда ему деться от настойчивого гостя. Игорь либо решил докопаться, либо серьёзно хотел подружиться. Познакомиться с новобранцами за всё это время у Евгения почти не было возможности. Командир отправлял то в окопы, то дежурить… В общем и целом, не получилось обзавестись крепкими товарищескими узами. И вот сейчас, когда ему удалось добраться до гитары, к нему пристали. И отставать не собирались:
– Ну, я к тебе тоже тогда пристроюсь, – решил Игорь и сыграл несколько вступительных аккордов.
По ушам Евгения, словно трактором проехали. Может, Косминов играл очень хорошо. Но для человека, привыкшего к тихой и не такой резкой мелодии, это было трудно воспринять. Он честно пытался сыграть что-то вместе с новобранцем, но плодов это не принесло. Терпение находилось на грани. Василенко отставил гитару и уже собирался вежливо сказать, чтобы настойчивый боец шёл куда-нибудь подальше, но Косминов опередил его:
– Слушай, – задумчиво произнёс он. – Ты не фальшивишь? У тебя как-то криво выходит.
А вот это был удар ниже пояса. О вежливости уже и речи не шло. Тут даже цензурных выражений и в голове не осталось. Мало того, что тот молокосос ему мешал, так он ещё и умничает! Терпение кончилось. Евгений встал и грозно посмотрел на Косминова:
– Знаешь, что?!
* * *
Дроздов, Липтенко, Летаев и Фокин стояли неподалёку и курили папиросы.
– А я думал, что ты, Егор не дымишь, – улыбнулся Дроздов. – Ты же у нас порядочный такой.
– С вами не только курить, но и пить начнёшь, – перелистнул страницу «ПРАВДЫ» тот.
Бойцы усмехнулись.
– Ну уж извиняй, – стряхнул пепел с папиросы Николай. – Какие есть.
Тут к Матвею Липтенко сзади подбежала Пуля. Она схватила зубами бойца за телогрейку и встала на задние лапы. Солдат подпрыгнул от неожиданности:
– Ай! Ты что делаешь? – обернулся он и отцепил игривую собаку от себя.
– Если здесь Пуля, значит, где-то и её хозяйка, – подошёл к животному Фокин. Он почесал у неё за длинными мокрыми от снега ушами. Собака от удовольствия закрыла глаза и высунула язык. Хвост беспорядочно завилял. Солдат поднял голову и увидел спешащую к ним девочку. – А вот и наш боец.
Катя подбежала к ним и остановилась, чтобы перевести дух. На её щеках горел румянец, из-под шапки выбились волосы и прилипли к лицу. Опять она куда-то носилась. Видимо, в окопах помогала. Девочка подняла взгляд на своего четвероногого друга, которого гладил Егор:
– Она уже с вами играется? – спросила она и, улыбнувшись, кивнула на Липтенко.
– Она не играется, а кусается! – пожаловался тот в ответ.
Тут Пуля подняла свои уши и повернулась к Матвею. Она, понимая, что речь идёт о ней, снова прыгнула на него с радостным лаем. Солдат от неожиданности не удержался и упал на снег. Завязалась борьба. Пуля – собака с характером. Она никому не даст себя побороть. Поэтому животное прыгало на Липтенко снова и снова, не давая ему никаких шансов. Игра есть игра. И Пуля должна в ней победить.
– Не горячись, Лунатик, – шутил Летаев. – Она же всё-таки женщина. Они всегда наповал сражают! Любя она!
– Да не нужна мне такая любовь! – отбивался от животного Липтенко.
Катя долго смотреть на это дело не стала. Матвею уже было не до смеха, нужно было спасать товарища. Она взяла собаку за ошейник и отвела в сторону. Пуля послушно отошла. Только в одном случае великий четвероногий воин сдавал позиции: когда сзади подходила любимая хозяйка и давала понять, что игра окончена. Собака не хотела ничего заканчивать, но приходилось слушаться. Но она вышла победителем: соперник был весь в слюнях. Катя погладила животное по лохматой голове и повернулась к Липтенко: