Дочь Рейха
Шрифт:
Герр Мецгер, похоже, даже не заметил появления Вальтера. Он поднимает инструмент, который держит в руке, и я вижу, что это кронциркуль. Учитель разводит его ножки перед самым лицом Фриды.
– Глаза у нее посажены слишком близко, – объявляет он. – Явный признак натуры интеллектуально развитой, но ненадежной.
Все молчат. Во рту у меня становится кисло.
– Видите этот огромный, вислый нос? Обратите внимание на его форму – похож на перевернутую девятку. Классический признак еврея.
Герр Мецгер медленно измеряет
Вальтер бочком делает еще шаг к Фриде. Рядом с ней, такой явной еврейкой, его совершенная светловолосая и голубоглазая красота особенно бросается в глаза. Я вдруг понимаю, для чего герр Мецгер его вызвал. Чтобы показать контраст между арийцем и еврейкой.
Я вижу, как Вальтер берет руку Фриды, как крепко сжимает ее в своей. Не выпускает. Так они и стоят, двое против всех, рука об руку, пока герр Мецгер не разводит их в стороны своим циркулем.
– А теперь взгляните на ее хилое, недоразвитое тело. Эта еврейка – плохая спортсменка, она не годится для спорта. Природная лентяйка. – Последние слова он выпаливает так, что слюна брызжет у нег о изо рта.
Фрида зажмуривается, когда капли попадают ей в лицо.
Учитель делает шаг назад и показывает на ее ноги:
– Если снять с этой девочки туфли, то вы увидите большие, плоские, безобразные ступни. Что делает ее неуклюжей и непригодной для быстрого бега.
На лице Фриды написано такое горе, что я больше не могу на нее смотреть. Я опускаю взгляд на свои руки, которые лежат у меня на коленях.
– Может быть, хватит? – говорит Эрна, похоже, сама себе. – Ты уже все сказал…
Стремительное движение на сцене заставляет меня снова поднять глаза. Герр Мецгер вдруг резко оборачивается, хватает Вальтера за плечо, так что тот вскидывает голову. С лицом, перекошенным отвращением, учитель тычет в него так, словно перед ним не мальчик, а говяжий бок, болтающийся на крюке в лавке мясника.
– А этот еврей, – буквально рычит он, – несет в своей крови наследие тысяч лет обмана и приспособленчества. Его единственная забота – как бы преуспеть за счет других. И он втопчет в грязь любого, кто встанет у него на пути. Гнилая душа. Он будет лгать…
Комната пускается в пляс у меня перед глазами. Ужас тысячами иголок вонзается мне в затылок. Этого не может быть.
– Нет! – рвется у меня крик, но я давлюсь словом, не даю ему вылететь.
Те, кто сидят вокруг, оборачиваются, смотрят на меня, но почти сразу снова устремляют глаза на сцену.
Мне хочется крикнуть им: «Вы ошибаетесь!» Но я не могу. Хочется вскочить и убежать, далеко-далеко от этого места. Но подо мной по-прежнему жесткая деревянная скамья, на которой я сижу, словно пригвожденная, беспомощно глядя на сцену.
Герр Мецгер так сосредоточился на Вальтере, что даже не сразу понял, что происходит. Вдруг сильно запахло мочой. Она бежит по ногам Фриды, мочит ее чулки, натекает в туфли. Позади меня фыркают и сдавленно хихикают.
– О боже! – вскрикивает Эрна.
Сообразив, что Фрида описала ему нижнюю часть брюк и ботинки, герр Мецгер так быстро выпускает плечо Вальтера, словно в руке у него вдруг оказался горячий уголь.
– Убирайтесь! – произносит он низким, дрожащим голосом. – И не вздумайте возвращаться сюда, вы оба.
Одной рукой Вальтер обнимает дрожащие плечи Фриды. Она косолапо идет за ним к выходу, оставляя на полу цепочку мокрых следов. Дверь со стуком захлопывается за ними…
Наступает полная тишина, но вот герр Гофман вскакивает и спешит к новому учителю.
– Дорогой герр Мецгер… – И тихо шепчет ему что-то, после чего герр Мецгер покидает зал так же поспешно, как до того Фрида с Вальтером. – Вы двое, – обращается директор к двум девочкам на другом конце первого ряда, – принесите ведро, швабру и приберите здесь. Остальным разойтись по классам, живо! Представление окончено.
На негнущихся ногах я выхожу из зала. Сознание отказывается принять то, что я сейчас видела. Как Вальтер мог оказаться евреем? Красавец Вальтер, мальчик, который спас мне жизнь, – грязный, вонючий еврей? Это невозможно. Здесь какая-то ошибка. Он даже не похож на еврея. И тут я вспоминаю слова папы: «Опять этот мальчишка» – и то, как недоволен он бывал всякий раз, когда заставал Вальтера у нас в доме.
Одноклассники проталкиваются мимо меня, возбужденно болтая, сворачивают налево, в наш класс. Направо массивная входная дверь, она приоткрыта. Всего несколько минут назад через нее вышли Фрида и Вальтер. Узкий луч света делит темноту коридора надвое.
– Хетти? – слышу я голос Эрны, как будто издалека. – Хетти! – Я оборачиваюсь, смотрю на нее; она хмурится и говорит: – Не смей. Подумай, какие у тебя могут быть неприятности!
Но ее лицо тает, и я снова чувствую сильную руку Вальтера, она тянет меня наверх, к свету, не дает стать добычей чудовищ, которые живут на дне озера. Я вижу его добрые голубые глаза, его улыбку и вдруг срываюсь с места, подбегаю к двери и выскакиваю в ослепительно-яркий солнечный день.
Изо всех сил несусь по травянистому склону Нордплац. И нагоняю их у дальнего угла церкви.
– Вальтер! – окликаю его я. Он стоит вполоборота к Фриде и, держа ее за руку, что-то говорит, а Фрида судорожно всхлипывает. – ВАЛЬТЕР!
Он оборачивается, видит меня и от удивления открывает рот.
Задыхаясь от быстрого бега, я стою перед ними.
Что я здесь делаю?
– Я хотела сказать…
Глаза у Фриды красные, распухшие. Юбка и чулки в мокрых пятнах. От нее воняет.