Дочь Сталина
Шрифт:
Здравствуй, Светланочка!
Вася мне написал, что девочка что-то пошаливает усердно. Ужасно неприятно получать такие письма про девочку. Я думала, что оставила девочку большую, рассудительную, а она, оказывается, совсем маленькая и, главное, не умеет жить по-взрослому… Когда мама уезжала, девочка обещала очень, очень много, а оказывается, делает мало.
Так ты обязательно мне ответь, как ты решила жить дальше, по-серьезному или как-либо иначе.
Подумай как следует, девочка уже большая и умеет думать. Читаешь ли ты что-нибудь на русском языке? Жду от девочки ответ.
Это письмо, написанное, когда Светлане было четыре или пять лет, было единственным, которое она получила от часто отсутствовавшей матери.
Светлана ощущала себя тихим и заброшенным ребенком. Три десятилетия спустя, она писала: «(Мать) ждала от меня хорошего поведения». Дочь все еще чувствовала боль, смутно вспоминая несколько моментов нежности в своих отношениях с матерью. Но точно она вспоминала одно мгновение. Мать нарисовала пальцем маленький квадратик там, где было ее сердце, и сказала дочери: «Тут ты должна похоронить свои секреты». В полном клеветы и сплетен кремлевском мире Надя хранила свои тайны и чувства глубоко в сердце. Ее дочери, которая пользовалась дурной славой из-за своих эмоциональных взрывов, не удалось перенять эту черту.
Ребенком Светлана, конечно, считала свою мать самой лучшей. По прошествии времени она поняла, что ее мать демонстрировала свою любовь к детям, уделяя особое внимание их обучению, которое она начинала в самом раннем детстве. Для Светланы это стало образцом идеального материнского поведения.
Надя была трудной для понимания личностью в окружении Сталина. Ей было всего шестнадцать лет, когда она, согласно семейным преданиям, сошла с ума, страстно влюбившись в тридцатидевятилетнего Сталина, тогда еще верного соратника Владимира Ленина и одного из самых ярких лидеров большевистского движения. Недовольство ее родителей этим романом подтолкнуло Надежду к бегству с Иосифом в 1918 году. Она присоединилась к революции, став секретарем Сталина. Надя была своевольной, упрямой пуританкой и в то же время идеалисткой. Посторонним она казалась холодной, но под этой холодностью скрывалась страстная и легко возбудимая натура.
Надина горячность, так же, как и надлом в ее душе, видны в письме к Марии Сванидзе, тете ее приемного сына Якова, которой жена Сталина искренне восхищалась. Мария тогда жила в Берлине вместе со своим мужем Александром, который занимался внешнеторговой деятельностью для советского банка.
11 января 1926 года
Дорогая Маруся!
…Ты пишешь, что тебе скучно. Ты знаешь, моя дорогая, так везде. Меня никто в Москве не занимает. Иногда это даже кажется странным: за столько лет так и не завести ни одного близкого друга. Но это уж зависит от характера. Странно, что я чувствую себя ближе к тем, кто не является членом партии. Я имею в виду женщин. С ними гораздо проще иметь дело.
Я очень жалею, что снова укрепляю свои семейные оковы (Здесь Светлана добавила примечание: «В это время Н.С. Аллилуева ждала рождения дочери Светланы,»). В наши дни это совсем нелегко, потому что появилось очень много новых предрассудков. Например, говорят, если женщина не работает, значит, она «баба». А ведь человек может не работать только потому, что не имеет нужной квалификации. И, ввязавшись во все эти семейные дела, нет никакой возможности приобрести такую квалификацию. Я тебе советую, Маруся, пока ты за границей, научись чему-нибудь, что потом пригодится в России. Я это серьезно говорю. Ты просто представить себе не можешь, как тяжело работать просто за жалование. Нужно иметь специальность, специализацию, которая даст тебе возможность не зависеть от других.
Так что, моя дорогая Маруся, не грусти там, учись чему-нибудь нужному и приезжай поскорее. Мы все будем рады тебя видеть. Иосиф просит меня передать тебе привет. Он очень хорошо к тебе относится (даже говорит о тебе: «Она умная баба»). Не злись на него, это его обычное отношение ко всем нам, женщинам….
Надя, тогда двадцатипятилетняя женщина, была сыта по горло своим положением тени великого вождя и приняла решение не быть больше «бабой». Вскоре после рождения Светланы она начала искать няню, которая могла бы заботиться о младенце, чтобы самой заняться своим образованием. Рассмотрев несколько кандидатур, Надежда остановилась на Александре Андреевне Бычковой.
Александра Андреевна хорошо знала, что такое преданность. Она родилась в 1885 году, в имении под Рязанью, к юго-востоку от Москвы. Там она была горничной, кухаркой, няней, домоправительницей, пока не переехала в Санкт-Петербург, в дом директора театра и критика Николая Евреинова, который до революции принадлежал к либерально настроенной интеллигенции. В его семье неграмотная Александра Андреевна научилась читать и писать. Когда Октябрьская революция заставила Евреиновых бежать в Париж, они предлагали Бычковой ехать с ними, но она отказалась покинуть Родину. В голодные двадцатые годы Александра Андреевна перебралась в Москву с единственным оставшимся в живых сыном (другой сын умер от голода). Здесь Бычкова встретилась с Надеждой Сталиной, которая и приняла ее на работу. По словам сводного брата Светланы Артема Сергеева, Бычкова была «просто чудесной няней». Она всегда напоминала ему знаменитую няню Пушкина Арину Родионовну.
Александра Андреевна замечательно рассказывала и народные сказки, которые слышала еще в своей деревне, и истории из «театральной» жизни в Петербурге. Речь ее была богата народными пословицами и поговорками. Но, с точки зрения хозяев, самым главным даром няни было умение хранить молчание обо всех неурядицах, с которыми она столкнулась в доме Сталина. Светлана говорила о ней так: «Всю мою жизнь она была для меня образцом спокойствия, трудолюбия, какой-то совершенно особенной невозмутимости и бесконечного оптимизма».
Согласно строгим указаниям Надежды, няня не позволяла девочке проводить время в безделии. Светлана вспоминала, как няня водила ее в подготовительный класс музыкальной школы, где занимались еще двадцать детей. Светлана пела в детском хоре и вскоре научилась читать ноты и играть на пианино. Александра Андреевна оставалась с ней в течение тридцати лет до самой своей смерти в 1956 году. Она стала няней и для детей Светланы. Если для Светланы и была какая-то нравственная основа в морально неоднозначной сталинской вселенной, то это — ее няня Александра Андреевна. «Если бы не спокойное тепло, которое мне давал этот прекрасный добрый человек, — позже писала Светлана, — то я бы сошла с ума много лет назад».
В 1928 году, когда Светлане было два года, Надя поступила в Промакаде-мию, на факультет текстильной промышленности, где изучала синтетические волокна, которые тогда были новой отраслью химии. Еще были бесконечные партийные собрания, и все свое свободное время Надя проводила со Сталиным. Ее почти всегда не было дома, поэтому она наняла преподавателей, которые занимались образованием ее детей.
Как Светлана отмечала с некоторой обидой: «В те времена женщине, особенно, если она была членом партии, не пристало проводить много времени со своими детьми». Все кремлевские жены выполняли партийную работу. В свободное время они играли в теннис. Теннисные корты и крокетные площадки раскинулись на дачных лужайках. Это было бесхитростное повторение образа жизни царской аристократии.
Надя наняла немку-домоправительницу из Латвии, Каролину Тиль, которая должна была заниматься кремлевской квартирой, и полностью положилась на немецкую деловитость. Она нашла гувернантку для Светланы и гувернера для Василия — почти так же, как это делалось в царской семье. Светлана к шести годам уже умела читать по-русски и по-немецки.
Жизнь детей в большой кремлевской квартире была однообразной и управлялась их учителями. Но она состояла не только из уроков. Степан Микоян, отец которого был старым большевиком и советским государственным деятелем, одним из немногих, переживших сталинские репрессии, жил в Кавалерском корпусе и часто играл с Василием и Светланой. Он вспоминал, что иногда днем в саду собиралось от тридцати до сорока детей вместе с обслуживающим персоналом. Светлана была сорванцом и вместе с мальчишками бесстрашно карабкалась на самую большую в мире Царь-пушку.
Для детей устраивали костюмированные вечеринки, где двадцать или тридцать ребят разыгрывали, например, басни Крылова, изображая зверей в костюмах из настоящих шкур. Но иногда дети распевали сатирические куплеты о «политических лицемерах». Зрителями обычно были родители, порой даже сам Сталин, по своей привычке, молча наблюдал за ними со стороны. «Время от времени, — коротко отмечает его дочь, — он получал удовольствие от детского смеха».
Светлана запомнила празднование своего шестилетия. В кремлевской квартире было много детей. Они приготовили песни и танцы, а сама виновница торжества читала стихи на немецком языке. Был чай с маленькими пирожными в корзиночках. Годы спустя Светлана узнала, что большая часть населения России в это время страдала от голода.