Дочь Великого Петра
Шрифт:
«Если это действительно так, то пусть она умрет!» – говорил он сам себе.
Граф искал предлога для оправдания своего преступления, и эта измена княжны Людмилы представлялась ему достаточным предлогом. Он забывал, что княжна не связана с ним ничем, даже словом. В своем ослеплении страстью он полагал, что раз она назначает ему свидание, то никто другой не имеет права на них. Ведь эти свидания он считал доказательством близости, делить которую с другим не был намерен. И тотчас же он говорил себе, что княжна назначает другим свидания просто для того, чтобы помучить его, отмстить ему и наказать его, но в конце концов переменит гнев на милость и сделается его женой. Однако если другой воспользуется такими же, как он, или, быть может, даже большими правами, то он вправе считать это изменой и жестоко отмстить за нее, отмстить смертью.
Граф решил убедиться в этом, а так как он все равно не спал ночей под влиянием тревожных дум, то стал проводить их у дома княжны Полторацкой, сторожа заветную калитку. Несколько ночей прошло для него в бесплодном ожидании – никто не появлялся на берегу Фонтанки. Граф хотел уже перестать ходить на обычный караул, но – увы! – последняя ночь убедила его в том, что княжна принимает еще кого-то, кроме него.
На берегу показалась фигура мужчины; она быстро приблизилась к дому княжны и остановилась у калитки. Граф стоял шагах в десяти от нее и при свете луны, на одно мгновение выплывшей из-за облаков, узнал князя Сергея Лугового. Затем он услышал, как щелкнул замок от повернутого ключа, после чего фигура скрылась за калиткой и заперла ее изнутри.
Сомнения не было – княжна Людмила не одному ему, Свенторжецкому, назначала ночные свиданья. Луговой, быть может, был даже счастливее его в часы этих свиданий!
Неукротимая злоба забушевала в сердце графа; горячая кровь бросилась ему в голову, била в виски. Он быстро удалился от дома княжны; приговор изменнице был подписан:
«Пусть она умрет, но умрет моею. Я буду обладать ею».
Со следующего дня граф стал посылать цветы княжне Полторацкой. Он не стоял за ценой, и вскоре будуар княжны Людмилы стал похожим на оранжерею.
Княжна действительно любила цветы и с удовольствием принимала их, тем более что присылать их у поклонников светских красавиц было в обычае того времени. Однако она даже не знала, от кого получает эти знаки питаемого к ней нежного чувства, так как расторопный Яков ежедневно поручал относить к ней букеты и горшки с цветами разным своим приятелям, строго наказывая, чтобы они не смели говорить от кого. Впрочем, княжна подозревала в этом главных своих поклонников – князя Лугового, графов Свиридова и Свенторжецкого, и ей льстило это внимание.
Свенторжецкому в течение этого времени выпало не более одного раза быть на таинственном свидании в будуаре княжны Людмилы.
– Вы, точно богиня Флора, вся в цветах, – с улыбкою заметил он, входя к ней в будуар и бросая взгляд на цветы.
– С некоторых пор меня стали страшно баловать цветами, – сказала княжна. – И вообразите, граф, я не знаю, кто именно, хотя догадываюсь.
– Я думаю, это вам довольно трудно: ведь у вас бесчисленное количество поклонников.
– Ошибаетесь! Таких, которые меня балуют, немного.
– Но все-таки несколько!
– Пожалуй, но мне кажется, что это делает один. Однако, кто именно, я не скажу вам. Это – мой секрет.
– Не смею проникать в него.
– Цветы – моя страсть, их запах оживляет меня. Не правда ли, как здесь мило!.. Точно оранжерея. Бывало, я еще совсем маленькой девочкой любила целые часы проводить в оранжерее.
– Говорят, это вредно, болит голова.
– У меня нет, я привыкла. Напротив, запах цветов освежает меня.
«Надо принять это к сведению, следует увеличить дозу», – подумал граф, но вслух сказал:
– Это другое дело, привычка – вторая натура.
– Вашей голове, быть может, вреден этот запах?
– Нет, напротив, легкое головокружение даже приятно. Да это и не от цветов.
– Вы опять за старое! Неисправимы, хоть брось! – смеясь, сказала девушка, поняв намек графа.
– Скажите лучше, неизлечим, так как мое чувство к вам – моя смертельная болезнь.
– Ай, ай, какие страсти! Если бы я поверила вам, то, наверно, испугалась бы, – засмеялась княжна.
– Вы не можете мне не верить.
– Вы думаете, что вам должны верить все?
– Кто все?
– Кому вы говорите то же самое, что мне.
– Я никому этого не говорил и не говорю.
– Очень жаль! Отчего же и другим не доставить удовольствия?
– Придет время, вы поймете, что я говорил правду, но будет поздно! – произнес граф и мрачно поглядел на княжну.
– Вы умрете? – рассмеявшись, спросила она.
– Смерть – хороший исход! – сказал граф.
– Я не доктор и не могу вылечить вас от вашей болезни, поэтому бесполезно и говорить со мной о ней. Вы, как я слышала, к тому же лечитесь у патера Вацлава? Это правда?
– Да, лечусь.
– От любви?
– Нет, от головы.
– Это другое дело. И что же, помогает?
– Это интересует вас?
– Конечно! Ведь в качестве вашего друга я не могу не интересоваться.
– «Друга»! – иронически повторил он. – Я не хочу и никогда не хотел иметь вас другом.
– В таком случае, зачем же вы просите о свиданиях?
– Вы на них принимаете только друзей? – спросил граф, пристально смотря ей в лицо.
– Только, – не моргнув глазом, ответила она.
– И много их?
– Это вас не касается.
– Но это невыносимо. Поймите, что я люблю вас.
– Граф. Вы забыли наше условие – не говорить о любви.
– Я не в состоянии.
– Тогда это свиданье будет последним.
– Хорошо, хорошо, я подчиняюсь, – испуганно согласился граф Свенторжецкий. – Простите!
Разговор перешел на другие темы.
Через несколько времени граф отправился домой, злобно шепча:
– Погоди! Еще дня два или три, и на моей улице будет праздник. Ты сама заговоришь о любви!