Шрифт:
ГЛАВА 1
Не спрашивайте меня, как или почему погибла цивилизация, на этот вопрос у меня нет ответа. Единственные связи, которые у нас есть с прошлым, – это рассказы старейшин. Ночью, когда горят костры, они очаровывают детей сказками, которые кажутся слишком невероятными, чтобы быть реальными.
Они рассказывают о вещах, которые называются самолетами и компьютерами, о свежей еде, которая хранилась в холодильнике в больших коробках, об автомобилях и о том, как на самом деле их водили – для этого не нужны были сильные лошади, чтобы тащить их из одного места в другое.
Последние остатки дорог, которыми
Дороги облегчают долгое путешествие, но если вы умны, то будете держаться от них подальше. Они слишком открыты. Отряды опасных республиканцев прячутся в горах, ожидая путешественников, слишком уставших или слишком невежественных, чтобы знать, что они попали в НРВ.
Народная Республика Вирджиния.
Вот где я живу, если это можно назвать жизнью. Если вы можете выжить здесь, вы можете выжить где угодно.
И, тем не менее, у меня никогда не будет возможности узнать, правда ли это, потому что началась война.
***
Гром барабанов эхом разносился по долине, перелетал через озеро и поднималтся по склону, где я пряталась в густых зарослях рододендронов. Последние несколько месяцев непрерывно шел дождь, и вначале мне показалось, что тяжелый, ритмичный гул может быть раскатами грома.
Голубое небо? Честно говоря, я не помню, как это выглядит.
Я знаю разницу между барабанами и громом, но когда вы двадцать четыре часа подняд просидели на одном месте, наблюдая, ожидая, разведывая – ваши чувства притупляются. Треск ветвей, ломающихся под тяжестью плодов, можно спутать с сигналом о приближении медведя, а визг голубой сойки может звучать как стрела, летящая вам в голову. Вот как это происходит на самом деле. Говорят, что когда один из органов чувств отказывает, остальные работают усерднее, чтобы компенсировать недостающее, но когда ваш разум начинает отказывать от истощения, притупляются все чувства.
Я тряхнула головой, смахивая с лица прилетевшую откуда-то паутину. Шум снова проник в мои уши.
Бум, бум, бада-бум.
Когда до меня дошло, что означает этот зловещий звук, адреналин волной окатил мое тело, и я моментально пришла в себя. Старейшины говорили, что это может произойти. Они не говорили, когда, но они знали, что это неизбежно. Дед предупреждал мне об этом. Он рассказывал, что мистер Эллери говорил об этом во время их последней встречи. «Война» – все, что он сказал мне тогда.
Я наклонялась вперед и осторожно раздвинула ветви. С мокрых листьев мне за шиворот обрушился ледяной водопад. Вода стекала по спине, вызывая дрожь в уставшем теле.
Бум, бум, бада-бум. Бум, бум, бада-бум.
Я внимательно прислушалась, просто чтобы убедиться в том, что я ничего не путаю. Иногда младшие дети подкрадываются к холмам и делают вид, что сражаются. Они всегда сражаются за то, кто станет частью НРВ, а кто будет на стороне ДАВ, Демократического альянса Вирджинии, наших северных врагов. Дети играют на своих маленьких барабанах, крича и делая вид, что стреляют друг в друга из охотничьих гнезд и домиков на деревьях.
Но этот звук другой. Тяжелее.
Бум, бум, бада-бум. Бум, бум, бада-бум.
Это не звуки ударов слабых детских ручек по самодельным ведрам. Это ритм войны. Воинственный зов большой армии; армии, которая наверняка сотрет нас в порошок, когда прорвется на нашу территорию.
Бум, бум, бада-бум. Бум, бум, бада-бум.
Я напряглась, чтобы услышать, как дождь стучит по веткам и листьям. Насколько они близко? Трудно сказать, все окружающие звуки многократно усиливаются ливнем. Я сосредоточенно стиснула зубы, отчаянно пытаясь определить их местонахождение, и мне пришла в голову страшная мысль: они ближе, чем я предполагала.
Эллери рассказывал истории о том, как в прошлом они могли слышать атакующие армии из двух долин. Но это… нет, это другое. Звук слишком четкий, чтобы исходить с другой стороны хребта Рафаэля, самой высокой точки на севере.
Они уже пересекли горный хребет, и я, возможно, только что убила нас всех, не сообщив об этом раньше.
Я подхватила узелок со съестными припасами, рогатку и сумку с камнями и бросилась вниз по склону холма, скользя по мокрым листьям и грязной земле, пытаясь быть осторожной, но спотыкаясь в панике. Не хватало еще сломать лодыжку: если я не смогу вернуться, чтобы предупредить своих, у нас не будет никаких шансов.
Выбравшись на протоптанную тропу на берегу озера, я стремглав бросилась к поселку. Мои ноги в ботинках несколько раз проскальзывали на липкой грязи, сумка больно колотила по спине, но я продолжала бежать, бежать, бежать между деревьями, перепрыгивая через сломанные ветки и каменные оползни – результат постоянного дождя. Я перепрыгнула через ствол сосны, который преграждает тропинку уже много лет. Я прекрасно знала, что с той стороны тропа обрывается, но в панике плохо соображала. Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, я летела в воздухе, думая о том, что предстоящее приземление будет чертовски болезненным. Наконец я упала на спину, мои зубы щелкнули, прикусывая язык. Боль пронзила спину от копчика до основания челюсти, во рту я ощутила привкус крови. Прокушенный язык пульсировал, от боли в спине перехватывало дыхание, но я вскочила на ноги и продолжила бег.
Честь, долг и страх являются мощными мотиваторами.
От разведчиков зависят сотни жизней в нашем лагере. Если вовремя сообщить о приближающейся опасности, у людей будет время, чтобы собрать свои вещи и отступить в крепость, где они будут в безопасности. Примерно раз в месяц разведчики прибегали в лагерь и сообщали о замеченных группах республиканцев.
Республиканцы путешествуют небольшими группами, максимум пять-десять человек, и их нападение легко отразить. Не обладая преимуществом, республиканцы предпочитают не вступать в схеватку, и если вы сможете достаточно быстро подготовиться, они изучат ситуацию и просто уйдут. Но если они застанут разведчика врасплох и подойдут слишком близко, жертв и украденных запасов будет не избежать.
К счастью, этого давно не случалось, но на данный момент небольшая группа вороватых соседей – наименьшая проблема.
Дед говорил, что целая армия врагов не вторгалась на нашу территорию ни при его жизни, ни при жизни его отца. Лишь Эллери, колдунья, может рассказать подробности прошлых сражений. Никто, включая саму Эллери, не знает ее возраста. То, как ей удалось прожить так долго – загадка для всех.
Ходят слухи о том, что она – последний оставшийся Киндер. Это всего лишь легенды, но Старейшины говорят об экспериментах в былые времена, когда еще существовало правительство, которое считало, что контролирует ситуацию. Еще до того, как мир закончился.