Доченька. Там, на неведомых дорожках
Шрифт:
– Бабка моя. Любавушка, леблядь белая, красавица.
Я со смешанными чувствами смотрела на танк в юбке. Лицо красавицы не выражало ничего хорошего.
Савраска засеменил к хозяйке и уткнулся в пышную грудь влажным блестящим носом. Потрепав коня по гриве, леблядь белая достала из-за пояса увесистую деревянную скалку и сделала шаг по направлению к мужу.
– Ты чё, хрыч старый, импотент хренов, опять за старое принялся? Девок на станции снимаешь?
Егорыч скуксился и попытался спрятаться за меня.
– Любушка, голубушка! Ты где тут девок видишь?
Скалка упёрлась мне в лоб.
– А это кто?
Водитель клячи съёжился ещё сильнее.
– Это девка? Ты чё такое говоришь, сладкая моя? Это туристка. Человек без полу и возрасту.
Обидно. И пол, и возраст у меня был. Но тут в голове родился план. Если все жители Дубровино обладали подобными формами и являлись потомками викингов, опасаться за свою жизнь мне не придётся. Нужно только контакт правильный установить.
Выпрыгнув из телеги, перекинула косу, нашпигованную сеном, назад и попыталась улыбнуться.
– Меня Маша зовут. Маша Агеева. Журналистка в бегах. Туристка по совместительству.
Лицо Любавы расслабилось. Морщинки на переносице разгладились, а глаза округлились.
– Это как?
Глава 4
Почившую бабушку Славки звали Варварой Трофимовной. Мы сидели в просторной горнице крепкой деревенской избы и пили чай.
Отдать должное Любаве, или бабе Любе, с задачей гостеприимной хозяйки она справилась отменно. Голос, подобный пожарной сирене, собрал вокруг избушки на курьих ножках всех обитателей Дубровино. Лебёдушка только глазом моргнула, а каждый понял свою задачу.
Не прошло и часа, как местные мужики залатали пробоину в крыше, а местные бабы убрались в доме. Теперь сельчане спешили к нам на званый обед со своими же разносолами.
– Вот так всё и было. Славка сказал, что губернатор киллеров по моим следам послал. Спрятаться тут предложил. Я виновато отодвинула от себя литровую кружку с очередной порцией парного молока.
– Я тут ненадолго. Не хочу вас под удар ставить.
От громкого смеха местных жителей изба задрожала.
– Так ты за нас переживаешь, дочка?
– Женщина, удивительно похожая на дедову бабку, поправила пышный бюст.
– Зря нервы тратишь. У нас в каждом доме оружие имеется, от винтовок до автоматов. Тут копатели чёрные работали. Так мы всё выкопанное конфисковали, именем государства, да в порядок привели.
– Ага.
– Двухметровый молодец, сидевший слева от меня, кивнул, сотрясая копну русых волос.
– И ружья, и патроны к ним ма. А у деда Афанасия пулемёт с гражданской остался.
– И что? Стреляет?
– мои уши шевелились, как локаторы, улавливая информацию, летевшую со всех сторон.
– Ась? Куда стрелять треба?
– Белый, как лунь, старец, мирно спавший в углу, оживился.
– Никуда не треба, деда.
– Статная женщина, разливавшая чай, махнула рукой.
– Не нервируйся попусту, а то давление подскочит, укол колоть буду. Оно тебе надо?
Афанасий затих в углу, имитируя глубокий сон.
– Это Галка, медсеструха наша.
– Егорыч склонился к самому уху.
– У ёйного мужа в сарае танк стоит. Правда, Пашка, твою дивизию, третий год починить его не могёт. Или могёт, но помалкивает. Чую, сурприз нам готовит!
– А истребителей у вас, случайно, нет?
Народ замолк и переглянулся.
– Ты шпиёнка?
– здоровенный мужик, подпиравший плечами дверной косяк, взглянул на меня не по-доброму.
– Егорыч, ты проболтался, хрен старый?
Фёдор сжался.
– Не. Я ни словечком. Вот вам всем крест. Можа, она ясновидящая?
Моя невинная шутка грозила обернуться могилой. Наличие в селе истребителя, видимо, являлось самой страшной и самой охраняемой тайной.
– Да будя вам, - Любава разрядила обстановку.
– Тоже мне истребитель. Весь фюзюляж рыбы обглодали.
Народ натянуто рассмеялся, но напряжение не исчезло. Ссылаясь на скотину, которую кормить надо, сельчане разошлись.
Баба Люба быстро убрала со стола, вымыла посуду в жестяном тазу и расставила её сушиться на рушник.
– Давай, твою чашку ополосну.
На меня вновь нахлынула волна отчаяния. Вцепившись в глиняную ручку, я замотала головой.
– Нет. Её продезинфицировать нужно.
– Про что?
– не поняла Любава.
– Ну… намыть хорошо, а лучше в кипятке проварить.
Женщина уселась за стол и подпёрла кулачищем волевой подбородок.
– Это видано ли дело, кружки варить. Ты часом не того?
– указательный палец покрутил у виска.
– Или так теперь в городе принято?
Я тяжело вздохнула.
– Это будет правильно. Хворая я. Вирус во мне сидит. А при кипячении он погибает. Вот.
Любушка всполошилась.
– Ты тут побудь маленько, а я Галку к тебе зашлю. Умная она баба. В городе годков пять проработала. Она этот вирус в тебе в момент убьёт. Вот Егорыч мой насморк прошлой зимой подхватил, помирать уже собрался, так она его на ноги за неделю поставила.
Я только открыла рот, чтобы объяснить, чем чревата моя болезнь, а бабки и след простыл.
Выйдя из-за стола, прошлась по избе. Красотища! Именно такие строили наши предки на века. Всё тут делалось добротно и основательно. Я размышляла, хватит ли у меня денег, чтобы перекупить домовладение у Славкиных покупателей, когда дверь широко распахнулась, и на пороге возникла Галина.
– Ну, кто тут дохтора вызывал?
Огромный чемодан плюхнулся на стол. Я села на лавку и зябко поёжилась.
– Да не нужен мне доктор. Никто не нужен. Моя болезнь неизлечима.
Гала лишь плечами повела.
– Да нету таких болезней. Мать моя травками лечила, мать матери и мать матери матери молитвами отчитывали. А меня в училище послали, шоб ещё лучше в хворях разбиралась.
– СПИД у меня. Слыхала про такое?
Женщина упала на табурет.
– Это ж как, болезная?