Дочка для ведьмы с ребенком
Шрифт:
— Да что ж это такое! — почти прошипела я.
Как-то удалось сесть не мимо табуретки. Я подавила острое желание уронить голову на руки — отключилась бы, и что дальше? На столе стояли заварочный чайник и сахарница. В заварнике был Костин чай, обычный черный, крепкий, с моим наговором на здоровье и бодрость. Я придвинула его ближе, не отрывая от стола — не разбить бы. Втянула глоток прямо из носика. И еще один. Потом ту же операцию проделала с сахарницей — придвинуть ближе, снять крышечку, выудить кусок — и в рот. Как хорошо, что Костя любит
Кажется, я выпила не меньше половины заварника, и уж точно сожрала половину сахарницы, когда, наконец, почувствовала себя в силах встать, дойти до плиты, зажечь газ и поставить чайник. На плите стояла кастрюля с борщом — я уже ела всего-то час-полтора назад, но вдруг поняла, что голодная, как… «как медведь после спячки», само собой пришло на ум любимое Костино выражение.
Борщ пах одуряюще — настоялся. Я навернула полную тарелку. Запила теперь уже своим чаем — под руку попался успокаивающий, и я решила считать это знаком, все равно не понимала, что со мной, а снять панику точно будет не во вред.
Выпила полную кружку, заедая сахаром вприкуску — не совсем по правилам, ну и ладно, раз организм просит, лучше ему дать, чего хочет.
А потом все-таки сложила руки на столе, умостила на них голову, прикрывшись уголком одеяла от падавшего из окна света, и уснула, как провалилась. Но это хотя бы был сон, а не обморок.
Проснулась я в постели. Костя сидел рядом, одна его ладонь лежала на моем животе, поверх одеяла, другой он гладил меня по лицу, и от обеих его рук в меня щедро лилось мягкое, ласковое тепло.
— Что же ты так? — спросил он; в мягком голосе я без труда уловила боль, и паника вспыхнула с новой силой.
— С ребенком… все хорошо? — прошептала я.
— Обошлось, слава богу, — Костя наклонился ко мне и легко, почти невесомо поцеловал. — Не волнуйся, тебе нельзя. Сейчас приедет баба Настя, я попросил соседскую девочку ей позвонить и все объяснить. Боялся от тебя отойти.
— Мне лучше, — сказала я, прислушавшись к себе. — Вставать, правда, не хочется совсем, но тепло и в ушах не звенит.
— Тебе и не надо вставать. Не вздумай даже.
— А Олежка где?
— Я покормил его борщом и попросил посидеть у себя. Объяснил, что мама спит, а мне нужно посидеть с ней, чтобы подлечить. Чтобы с маленьким ничего не случилось. Он уже понимает такое. У нас вообще умный парень, правда?
Он улыбнулся — явно хотел меня приободрить, и я в ответ легонько сжала его руку и на мгновение прикрыла глаза.
— А пока можно подумать, как назовем малыша, — предложил он. — Есть мысли?
Я уже думала об этом. И поняла, что выбрать имя в честь кого-то из моих родных и любимых, оставшихся в прошлой жизни, будет… не то чтобы неправильно, скорее слишком больно. Пусть прошлое остается в прошлом, это лучше, чем, обращаясь к ребенку, вспоминать совсем другого человека, невольно сравнивать… зачем?
— Девочку — Тоней, Антониной. По бабушке, — Костя знал о бабушке Тоне, я рассказывала ему. — А если мальчик, выбери имя ты, хорошо?
Он улыбнулся.
— Михаил.
— Как твой папа? Хорошее имя для мальчика, мне очень нравится.
Честно говоря, хотя имя мне и в самом деле нравилось, думала я о другом: скорее бы Анастасия Васильевна приехала! Мне казалось, Костя слишком уж долго меня подпитывает, это тревожило. Все настолько плохо? Вдруг так выкладываться вредно даже такому сильному магу, как Костя? Его-то подпитать некому! Вон какой бледный, и поди пойми, то ли от испуга, то ли от истощения резерва…
Словно в ответ на мои мысли, внизу хлопнула дверь, и низковатый, почти оперный голос Анастасии Васильевны разнесся по всему дому:
— Ау, хозяева, где вы?
— Беги, встреть, — шепнула я Косте. Он поцеловал меня и убежал вниз, оставив дверь открытой.
Мне хорошо слышны были его быстрые шаги вниз по ступеням, по коридору, а доктор, похоже, успела без его помощи снять пальто и переобуться: едва Костя спустился, как она тут же скомандовала:
— Веди, где твоя Маришка. Посмотрим, что там стряслось.
Снова шаги, двойные… Поднимались быстро, Костя на ходу очень тихо что-то говорил — как я ни вслушивалась, разобрала лишь отдельные слова: «спала на кухне за столом», «ледяные», «почти пусто»…
— Так, Марина батьковна, рассказывай, — я невольно отметила, что одышки у Анастасии Васильевны в помине нет, а ведь почти сто лет женщине!
— Здравствуйте, — я попыталась улыбнуться, но, кажется, получилось что-то слишком уж жалкое.
— Здравствуй, здравствуй, — проворчала она, подходя к кровати и проводя надо мной руками. Мне тоже стало интересно, но не в таким состоянии смотреть ауры… Ой, а ведь я и не попыталась проверить свою ауру, едва ощутив недомогание! Прав Костя, нужно с этим что-то делать. Привыкать быть ведьмой не только в работе, но и в быту. — Муж твой говорит, последние дни ты выматывалась, хотя с резервом все неплохо было, и сегодня собиралась отдыхать. Рассказывай, как отдыхала?
Кажется, я покраснела. Домашние дела не утомляли меня и были в радость, но все же ответ «убралась в доме, сходила в магазин, замесила тесто, сварила борщ, начистила картошки на пюре» как-то не очень хорошо будет сочетаться со словом «отдых».
— Борщ, — сказал Костя. — Большая кастрюля чищеной картошки. Тесто. Кстати, солнышко, я его Вериной дочке отдал, чтобы не пропало, у тебя сегодня постельный режим.
— Ясно все с тобой, — вздохнула Анастасия Васильевна.
— Но я отлично себя чувствовала, — попыталась я спорить. — Оно как-то внезапно началось. Когда я уже ушла из кухни и залегла с книжкой.