Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево
Шрифт:
Конечно, Ирине очень хотелось поговорить с дочкой и на эту тему тоже, может быть, помочь каким-то советом или хотя бы просто выслушать. Но Алика, во всяком случае, пока ничего ей не рассказала, а самой затронуть тему Ирина не решалась. Та ниточка понимания, которая начала связывать их после ночного разговора по прибытии в Атяшево, была еще слишком тонкой, Ира просто боялась разорвать ее неосторожными расспросами. Вдруг Алика обидится, решит, что мать лезет к ней в душу, и снова захлопнется, как моллюск, в своей раковине? Было бы очень жаль потерять ту близость, которая только-только начала налаживаться между ними. Здесь, в Атяшево, мать и дочь стали много общаться, почти каждый вечер подолгу болтали перед сном, обсуждали и делились многим — но то, что творилось у каждой из них на душе, оставалось закрытой темой. До тех пор, пока однажды вечером Ирина случайно не упомянула Ивана — просто
— Слушай, мам… А ты знаешь, что Иван женат? У него и дочка есть, Катя. Только они с матерью сейчас в другом городе живут, в Казани.
В сердце Ирины точно всадили раскаленную иглу, внутри все сжалось, как от физической боли. И вот ведь напасть — она ведь сама это предполагала, догадывалась, что не может такой со всех сторон достойный мужчина дожить до сорока семи лет бобылем, подобного в жизни просто не бывает… Но все же, получив подтверждение, она не просто огорчилась — она почувствовала себя так, точно землю выбили из-под ног. И ей понадобилось все мастерство актрисы, чтобы не выдать своих чувств. Хорошо еще, что в комнате было темно и не нужно было следить за лицом и телом, только за голосом…
— Нет, я этого не знала, — очень спокойно ответила Ирина.
— Мне Наташа сказала, — объяснила Алика. — Вроде как они официально не разведены, но разъехались и давно уже не живут вместе. Но это ведь считается почти как развод, правда? Типа того, как у вас с Игорем. Так что ты не расстраивайся…
— А почему это я должна расстраиваться? — Ирина произнесла эту фразу с подчеркнуто удивленной интонацией и сама поняла, что переиграла — пересолила, как это иногда называется у актеров. — Какое мне дело до его семейной жизни?
— Да ладно, забей, я это просто так сказала, — торопливо пробормотала Алика. — Давай спать, ладно? А то я сегодня так устала, глаза сами закрываются…
— Конечно, — быстро согласилась Ирина. — Спокойной ночи.
Обсуждение с Аликой своего отношения к Ивану никак не входило в ее намерения.
Ира прекрасно отдавала себе отчет в том, что Иван нравится ей все больше и больше. Называть свое чувство влюбленностью и тем более любовью она бы не стала, не любила этих слов, слишком уж они казались ей заезженными, истрепанными и опошленными. Но того, что интерес, возникший буквально с первой встречи, креп день ото дня и уже перерос во что-то большее, Ирина сама перед собой не отрицала. Она постоянно думала об Иване, ей хотелось видеть его как можно чаще, говорить с ним или хотя бы просто находиться рядом. Ира с нетерпением ждала каждое утро его прихода. Когда Иван появлялся, ее сердце начинало биться радостнее и быстрее, а когда он, закончив работу, уходил, ей становилось тоскливо и в душе поселялась какая-то опустошенность. На ее счастье, ремонт летника затянулся, друзья решили, раз уж взялись за дело, не только перекрыть крышу, но и заняться внутренней отделкой домика и даже поправить печку — Иван, оказывается, и это умел. Владимир очень хотел бы полностью погрузиться в строительство, но до отпуска ему еще оставалась неделя, поэтому днем, пока он не возвращался домой, Иван часто работал один. А Ирина, хоть и постоянно иронизировала мысленно сама над собой, старалась как можно чаще находиться с ним рядом и постоянно придумывала, как это лучше сделать. То чистила во дворе овощи для готовки, то возилась с цветами на клумбах и с удовольствием соглашалась помогать — отрывать прогнившую дранку или выносить строительный мусор в большой корзине — верейке. А когда она долго не показывалась, Иван сам приходил к ней: что-то попросить, попить воды, просто передохнуть и поболтать. И это всегда выходило как-то на удивление естественно и легко, без нарочитости и напряга.
Иногда Ирине было достаточно просто быть рядом с Иваном, наблюдать с веранды, как он спокойно, методично и аккуратно, делает свое дело, насвистывая при этом «Восьмиклассницу» Цоя. И для нее такая ситуация очень комфортна, она, как каждый человек, которому приходится много говорить, очень ценила молчание и тишину. Но чаще они разговаривали за работой, все лучше узнавая при этом друг друга. Говорил Иван кратко, точно выражая свои мысли минимумом слов, — чувствовалось, что вообще он не слишком-то болтлив и, видимо, общается так активно только с немногими близкими людьми, и Ирине было лестно и приятно осознавать, что она попала в их число. Она не уставала удивляться новому знакомому. Иван, которого на работе отмечали как прекрасного специалиста, не только имел золотые руки, он оказался еще и удивительно интересным человеком. Он был начитан, разносторонне образован, очень интересно мыслил и к тому же обладал чувством юмора, напрочь лишенным сарказма и ехидства — что для Иры было весьма удивительно и непривычно. В ее кругу буквально все остроумные люди использовали свое красноречие в качестве яда для ближнего — а Иван просто шутил, его шутки вызывали смех, но никогда никого не обижали и не задевали.
Ирина уже и не помнила, когда последний раз так долго и так серьезно говорила с каким-то человеком. У нее было в Москве несколько близких приятельниц, но с годами они все реже общались и все больше отдалялись друг от друга из-за элементарной нехватки времени. А каждодневное необходимое общение с коллегами на съемках и в театре, светская болтовня на тусовках и все прочее в том же духе походили на их нынешние беседы с Иваном так же мало, как порошковое московское молоко на деревенское, которое теперь каждый день пила Ира. С Иваном ей не нужно было быть Ириной Невельской, актрисой, звездой, медийной личностью, объектом внимания, зависти или корыстного интереса. С ним она была просто Иришкой Корень, подросшей девочкой, подругой его любимой младшей сестренки. И это было замечательно.
За время, проведенное вместе, они переговорили на многие разные темы — о музыке и литературе, о политике и религии, об учебе в вузе и детских воспоминаниях, о его службе в армии и работе, о ее работе в кино и театре, о взглядах друг друга… И только тема личной и семейной жизни по-прежнему оставалась для них табу. Ирина, впрочем, рассказала об Артуре и его матери, о знакомстве, замужестве и разводе, но ни словом не обмолвилась ни о дальнейших своих романах, которые иногда случались в ее жизни в промежутке между двумя браками, ни тем более об Игоре, его поведении и разрыве с ним. Иван же был еще сдержаннее и даже не упомянул ни разу ни о жене, ни о дочери. Так что, если бы не Алика, Ирина так и оставалась бы в неведении.
Вечером, когда уже начало темнеть и все разбрелись по своим комнатам, Ирина и Володя традиционно вышли покурить на лавочку за кустом — это уже стало для них своеобразным ритуалом, который редко нарушался. Они привычно поболтали ни о чем, после чего Ирина спросила без всяких переходов и предварительной подготовки:
— А почему ты не сказал мне, что Иван женат?
— Ты не спрашивала, — пожал плечами Владимир.
Раньше они никогда не говорили об Иване, во всяком случае, всерьез. Хотя Ирина понимала, что зять догадывается об ее интересе к его другу, этого нельзя было не заметить. Да и не только он, все наверняка догадались — и Оля, которая слишком хорошо знала сестру, что ей не мешали даже двадцать пять лет, проведенные поврозь, и проницательная мама … Даже девочки, даже, оказывается, Алика, которая, как думала Ирина, всегда интересовалась только собой и плевать хотела на то, что происходит в жизни у других. Но до этого момента Ира никогда сама не поднимала темы, и остальные деликатно молчали. Раз только намекнул дед Игнат, когда они однажды курили вместе, сидя вот тут же, на лавочке под грушей. Дед Игнат пересказывал Ире местные новости и сообщил, что Анне Михайловне, недавно перенесшей инсульт, стало лучше, она уже встает, что Шурка Ермилов попал на шоссе в аварию, но, к счастью, не пострадал, отделался легким испугом, и что Анька, дочка Нади Власовой, которая на прошлой неделе вышла замуж, едет с мужем в свадебное путешествие в Крым.
— «Их море ждет, огромное, как страсть, и страсть, огромная, как море», — чуть перефразировал классику дед Игнат, а потом ненадолго задумался.
— Вот знаешь, Ирочка, — проговорил он после паузы, — я в юности всегда думал: что это поэты вечно любовь с морем сравнивают? А потом понял: а ведь верно, очень похоже. Только первая, юная, любовь — она как море бурное, штормовое вроде «Девятого вала» Айвазовского. Все бушует, все бурлит, тебя туда-сюда как на волнах швыряет, кажется, что и жив-то не останешься. А зрелая любовь совсем другая. Как штиль. Ночь, лунная дорожка на воде, волны тихонько плещутся, точно ласковую песню поют. А ты смотришь вокруг и недоумеваешь: «Красота-то какая, господи! И тишь, и благость… И как я раньше вообще мог жить-то вообще без этого?»
«Это он на меня, что ли, намекает?» — пронеслось в голове у Ирины. И видимо, дед Игнат уловил ее мысль, потому что вдруг тихо засмеялся и пояснил:
— Ты только не подумай ничего. Это ведь я, Ирочка, исключительно о себе говорю…
Однако сейчас все изменилось, ей необходимо было узнать правду. Была мысль поговорить напрямую с Иваном, но Ирина, подумав, отвергла ее — показалось, что это будет выглядеть нетактично. Лучше уж выяснить пока у Володи.
— Видишь ли, это долгая история… — без особой охоты проговорил Владимир после паузы.