Дочкина свадьба
Шрифт:
— Бывает, конечно… некоторые.
— Ну, а вы?
Константин взъерошил пятерней волосы, покосился на Любку, выдохнул:
— Чай.
Сказать по правде, он с удовольствием выпил бы водки. Особенно в такой обстановке.
«И это я не сумела», — подосадовала на себя хозяйка.
Пили чай.
— Где вы работаете, Константин? — поинтересовалась Надежда Борисовна.
— На буровой. По ту сторону, шесть километров.
Левобережье Печоры не было заповедной территорией. Туда в прошлом году сейсморазведчики привезли баржу взрывчатки и каждый
— Значит, вы — разведчик? — сказала Савина. — Это отличная профессия.
— А вы по какой специальности работаете? — не остался в долгу гость.
— Я биолог. Так же, как и Люба.
— Ясно. Гибриды выводите. — Константин кивнул головой на Мичурина.
— Ох, бестолочь, — простонала Любка. — Я же объясняла…
Надежда Борисовна изложила вкратце проблему восстановления сибирского кедра. Упомянула о соболе.
Парень все выслушал и в общем одобрительно отнесся к этой проблеме. Однако, имея на Любку серьезные виды и зная, что бурение разведочных скважин в районе Ягши будет продолжаться не вечно, решил уточнить: сколько нужно ждать, пока кедр восстановится?
— Ну, — мягко улыбнулась Надежда Борисовна, — завершать эту работу уже не мне…
Юноша долгим сочувственным взглядом посмотрел на Савину. Утешил:
— Вы еще не очень старая… А ей, например, долго с этим делом возиться?
— Видите ли… Сибирский кедр начинает здесь плодоносить в семьдесят лет.
— Та-ак… — протянул Константин.
Затея с кедром стала ему меньше нравиться.
Приуныла и Любка: сузившиеся ее зрачки нащупали точку в стене и отрешенно застыли на ней. Выдалась вперед розовая влажная губа. Кажется, Любка высчитывала. А потом, мотнув рыжими кудрями, заявила:
— Ну, и наплевать… Зарплата-то идет.
— Что? — изумилась Надежда Борисовна.
— А вот что, — вмешался Любкин поклонник. — Ничего у вас все равно не выйдет. Печору скоро поворачивать будут. Обратно. Волгу поить. И здесь, в верховьях, образуется море. Большо-ое море…
Константин раскинул руки, как для объятия, наглядно поясняя размеры предполагаемого моря. Он сиял.
— Честное слово! Читал в одной газете. Даже задание есть: всю тайгу вырубить начисто, где будет море… Это чтобы пароходы не цеплялись, — поделился уже собственной догадкой.
— Предположим, — рассердилась Надежда Борисовна. — Но вам-то тогда что за смысл бурить здесь скважины?
— А мы… — заморгал парень. И вновь просиял: — А мы будем бурить с воды. Ясное дело — как на Каспийском море!
Когда Константин перестал кричать и размахивать руками, в комнате сделалось очень тихо. И все трое услышали, как, поспешая, стучат часы-ходики. За дверью, на кухне, умывальник ронял в таз звонкие капли. Сама собой на улице поскрипывала незапертая калитка.
Любка испытующе смотрела на Надежду Борисовну.
— Дело в том, — с некоторой сухостью сказала Савина, — что граница водохранилища пройдет ниже заповедника. У Сняги… Такими сведениями я располагаю.
Темные пальцы Надежды Борисовны теребили бахрому скатерти.
— При любых обстоятельствах кедры останутся!
— Понял? — торжествующе заключила Любка и щелкнула парня по носу.
На крыльце она отправила Константина вперед: «Не бойся, догоню!» — а сама замешкалась.
В неплотной августовской тьме синее платье Надежды Борисовны и коричневое Любки сравнялись цветом. Остались два белых воротничка.
— Как он вам? — напрямик спросила Любка.
— Приятный юноша, — оценила Надежда Борисовна. — Во всяком случае вызывает симпатию.
— В том-то и дело, что вызывает… — вдруг затосковала девушка. — Понимаю, что нужно в него влюбиться — и никак не влюблюсь. А он говорит: «Давай поженимся…» Как быть?
Савина долго не отвечала. Потом покачала головой.
— Право, не знаю, что и посоветовать, Люба. Видишь ли…
— Не знаете, конечно. Никто не знает… Спокойной ночи, Надежда Борисовна!
Теплый ветер волнами пробегал по хвойным вершинам. Плыли тучи, позлащенные с изнанки луной. Во всех дворах лаяли собаки: должно быть, у околицы бродили невозмутимые заповедные лоси.
Совсем недавно, в тридцатом году, Надежда Борисовна работала на Кавказе. Комплексная экспедиция — шумное общество, где почти каждый представлял иную отрасль науки, — исследовала Сванетию.
Жизнь в горах, над облаками, среди орлов — это не просто перемена климата и атмосферного давления. Здесь не только иначе дышится. Не только меняется походка (она становится легкой, цепкой, обостренно-бдительной). Не только изменяется посадка головы (по-птичьи, сверху вниз, направлен взгляд).
Здесь характер приобретает утонченность клинка и отвердевает. А мысль приучается к спокойному парению.
Кстати, покинув затем горы, человек обретает свою прежнюю походку, постановку головы, характер и способ мышления.
Горы — это преходяще.
Но там, наверху, небо глубже. Солнце снисходительно к снегам. Облака мокры на ощупь, а ветер тверд. Там, наверху, строже законы: нельзя, например, баловства ради швырять с кручи камешки…
Там, в горах, научному сотруднику Надежде Борисовне Савиной единственный раз в жизни было двадцать четыре года.
К экспедиции примкнул молодой сван. Взяли сначала проводником, а затем, обнаружив, что он изрядно грамотен, — тогда это было редкостью среди сванов, — назначили коллектором.
Он был худощав и строен, с крохотными, как у женщины, ногами. Черноволос, лицо смуглое, нос — тонко выгнутый клюв. Очень серьезен, молчалив и вежлив.
Понятно, что среди ученых-коллег ей не приходилось страдать от неучтивости: открытое хамство не культивируется в этой среде. Но когда, выходя в горы, она решила переодеться в брюки и сапоги и все покинули палатку, — это было последним напоминанием о ее женском естестве. Впредь существовал биолог экспедиции, которого звали Надежда Борисовна.