«Додж» по имени Аризона
Шрифт:
— Если бы кто знал, — говорю, — по крайней мере, из наших… то сей же миг эти проклятые войны прекратил.
— Может, так. А может, и нет.
Нет, думаю, ему определенно замполит хороший нужен. Для поднятия боевого духа. Раз с этим одна Лера не справляется, то случай серьезный. Клинический, можно сказать. Уж не знаю, с чего это господина графа в такую меланхолию потянуло… разве что это у него похмелье такое?
— По второй?
— Ага, — киваю, а сам лихорадочно соображаю — литр во мне уже есть плюс утреннее. От части, правда, по дороге избавился, но…
Повезло. Только Лера снова кубки наполнила, как на горизонте мой старый друг Яго нарисовался. А с ним еще один — парень лет под тридцать, а может, и меньше — война-то старит, — высокий, на правой щеке шрам ветвится, и на правую же ногу прихрамывает.
Прохромал он так два шага от входа, вытянулся.
— Десятник Шаркун прибыл, ваша светлость.
Глава 19
Отошли мы от графского шатра шагов с полсотни, и тут я как раз закуток между палатками подходящий приметил. Везде вокруг народ суетится на манер мурашей всполошенных — кроме этого местечка. И причина тому есть, вполне уважительная — запашок оттуда шибает… хороший такой, густой. Это с учетом того, что в остальном лагере тоже далеко не благоухает. Ну да запах, думаю, не пули, пригибаться не надо.
— Давай-ка, — киваю Шаркуну, — отойдем.
Десятник на меня искоса так глянул.
— Как прикажете.
Нравился он мне чем дальше, тем больше. Уверенностью своей спокойной. Другой бы на его месте вокруг нового командира такие фигуры высшего пилотажа выписывал — не всякий истребитель уследит.
Подошли к закутку. Я один раз носом повел — нет, чувствую, переоценил свои силы. Не выйдет тут постоять… долго. Не знаю уж, как в соседних фургонах это амбре переносят, но мне без противогаза совсем неуютно стало.
— Извини, — говорю. — Еще чуть пройдем.
А вот тут он улыбнулся. Первый раз за все время.
— Как прикажете.
— Орлы-то твои, — спрашиваю, — то есть наши, где?
— Их с самого рассвета на учебу погнали. Десяток лиг туда, десяток обратно, да поединки учебные. К вечеру приползут.
— Я бы тоже с ними отправился, — продолжает Шаркун, — да нога от этой сырости разошлась.
— А что, — спрашиваю, — лошадь по штату не положена?
— Не знаю, как «по штату», — отвечает он, — а простым десятникам не положена.
— Ясно.
Вообще-то я думал с пряником подождать. Приглядеться поближе для начала… прокачать… а с другой стороны, кто мне, если что, помешает его обратно разжаловать, как не оправдавшего доверия.
— Вопрос, — говорю. — Как у вас тут присвоение очередного звания обставляется? Непременно церемония с мечами и фанфарами или просто свиток с печатями в канцелярии сварганить?
— От случая зависит. Тонкий…
— Тогда, — говорю, — будем считать, что вам, товарищ старший десятник, как раз такой случай выпал.
А вот этим его проняло. Остановился, шрам зачем-то потрогал.
— Позвольте спросить, господин
— Спрашивай. И… давай без этого графа. Непривычен я к нему. Товарищ старший сержант, а лучше просто — Сергей. И на «ты».
— Как прикаже… прикажешь, Сергей.
— Ну а тебя, товарищ старший десятник, как величать? — спрашиваю. — Шаркуном все время… неудобно как-то.
— Иногда, — улыбается товарищ старший десятник, — я отзываюсь на имя Ралль.
Ралль, значит. Забавно, почти как Ральф звучит. Не запутаться бы.
— Так что за вопрос-то?
— Может, господин непривычный граф недостаточно осведомлен… в королевской армии трудно стать десятником, а старшим десятником еще труднее.
— И?
— Следом за старшим десятником идет сотник, — продолжает Ралль. — Чин, дающий право на герб… на родовое имя.
— Дворянство, в смысле? — уточняю.
— Да.
Ну да, припоминаю, у нас тоже что-то подобное было. Петр Первый ввел. Как там эта штука называлась — Табель о рангах? Только там сначала личное дворянство давалось, а до потомственного дослужиться — это если крупно повезет. У нас на улице жил один… аккурат перед Октябрем прапорщика получил. Напился он однажды до синих чертиков, так что поперек улицы на четвереньках полз и все орал, чтобы его «их благородием» называли. Хорошо, мужики душевные попались — сволокли их благородие в сторонку, под забор.
— Так что за вопрос-то?
— Это ж какого дракона, — тихим таким, напряженным тоном спрашивает Ралль, — какого черного магистра угробить нужно, если за это заранее чины под ноги швыряют?
— Хороший вопрос. А ответ — не знаю. Только, — говорю, — драконом да магом дело вряд ли ограничится. С такими делами я и один хорошо справлялся.
Ралль на меня глянул… даже не знаю, как назвать… с ужасом, но веселым.
— Так это ты тот самый красмер?
— Как-как ты меня назвал?
— Красмер. Так мы называем пришельцев из вашего мира.
Да это же они, соображаю, над словом «красноармеец» поиздевались.
— Не знаю, тот или нет, — говорю, — но с драконом мне уже познакомиться довелось, да и черным магом тоже. Результат, что называется, налицо.
— Ты хочешь сказать, — медленно произносит Шаркун, — что раз ты здесь и не похож на привидение, умереть пришлось им?
— Ага. Именно.
— Не уверен, — задумчиво говорит Ралль, — что бывший имперский центурион подойдет такому великому герою, как ты.
— А ты, — с ехидцей легкой интересуюсь, — значит, героем себя не ощущаешь?
— Нет.
— И даже представить не можешь?
— Нет.
— А ведь, — вздыхаю, — придется.
Шаркун на меня недоуменно воззрился — а у меня рожа каменная… вулканического камня, потому как краснеет изнутри постепенно. С минуту друг дружку взглядами мерили, а потом как расхохотались одновременно — лошади у соседней коновязи забеспокоились.
— Знаешь, — заявляет Ралль, отсмеявшись, — много у меня командиров было… глупых и не очень, храбрых и трусов… герои тоже попадались. Разные были. Но, сдается мне, такого, как ты, — не было.