Догадка Ферма
Шрифт:
На втором этаже с Луи остались только женщины. Его уложили на большую родительскую кровать с занавесками. Временами к Луи возвращалось сознание. Мать и мадам де Кастельбажак вымыли и переодели его. Когда Луиза Муайон пыталась влить ему в рот немного куриного бульона, вошел Ги Ренодо.
Пузатый пятидесятилетний доктор подошел к постели. На его обычно веселом лице промелькнула тень тревоги при виде смертельно бледного Луи.
— Что с ним случилось? — спросил врач.
— Поручение Его преосвященства, которое плохо закончилось, — объяснила сестра Фонтрая. — Мсье Фронсак простудился, потом был ранен и избит.
Врач сел на табурет, достал из своей сумки склянку с вязкой жидкостью и влил несколько капель в рот больному. Это подействовало сразу. Луи открыл глаза.
— Где я? — прошептал он.
— Дома, — ответила мать, смеясь и плача.
— Пейте! — приказала Франсуаза де Лепинас, протягивая ему чашку с бульоном, которую Луиза Муайон поставила на столик.
Луи сделал попытку приподняться, подавив гримасу боли. Он все же сумел взять чашку и выпить бульон.
— Мне холодно, — пробормотал он.
— Теперь я вас осмотрю, — решительно сказал Ренодо.
Доктор быстро взглянул на камин, в котором развели огонь. У больного, скорее всего, начинался жар. Он провел рукой по лбу, который и в самом деле пылал. Затем принялся тщательно ощупывать голову, руки, ноги, перешел к ребрам, и его пациент вскрикнул от боли.
— Ничего не сломано, кроме одного или двух ребер, а на голове рваная рана, — объявил врач. — Сейчас я перевяжу вам грудь полотняной лентой. Что у вас с головой?
— Я попал под копыта лошади, — улыбнулся Луи.
— Дайте мне теплой воды, — распорядился Ренодо. Мадам Фронсак налила в небольшой оловянный тазик воду из большой медной лохани, стоявшей перед огнем, и поставила его на столик рядом с доктором. Тот убедился, что вода не слишком горячая, взял со стола кусок ткани и тщательно промыл рану, которая тянулась от основания лба к темени. Жизни она не угрожала, но выглядела неважно — воспаленная, вздувшаяся, с расходящимися краями.
— Сейчас я зашью ее, — сказал врач после долгого осмотра. — Будет больно, но другого выхода нет, иначе шрам окажется слишком заметным.
Он попросил бритву, срезал часть волос, затем достал иголку и нитку. Луи сжал зубы, когда врач соединил края нанесенной копытом раны и стал сшивать их. По окончании этой мучительной операции Ренодо с помощью женщин раздел больного до пояса и стянул ему грудь полотняными лентами. Несмотря на ужасные страдания, Луи сознания не терял. Наконец врач смазал ему целебной мазью посиневшие запястья и ушибы.
— Я оставлю вам травы, чтобы вы пили отвар от кашля и жара, — пояснил он. — И еще мак, если боль будет слишком сильной. Завтра я вернусь и вновь осмотрю вас.
Когда в комнату вошел Гастон, Ренодо уже собирался уходить. Комиссар завистливо поднял брови, обнаружив трех женщин у постели друга. Ведь Луиза Муайон и Франсуаза де Лепинас были такие хорошенькие!
Он посторонился, пропустив доктора к двери, а затем подошел к больному:
— Как ты себя чувствуешь, Луи? Ну и везет тебе! Будь я в таком обществе, решил бы, что попал в рай!
— Я чуть не оказался там против воли, — прошептал Луи с вымученной улыбкой. — Когда я висел на этих цепях, мне пришли на память слова мсье де Ларошфуко, сказанные при нашей последней встрече: «Обычно смерть принимают не по собственной решимости, а по глупости!» Как вам удалось освободить меня?
— Дамы тебе расскажут. Это они все сделали. Я поставил всех мужчин, способных держать оружие, у окон конторы. Ставни плотно закрыты, и если Фонтрай попытается атаковать нас, его встретят достойно.
— Не будет он ничего предпринимать, — пробормотал Луи. — Он считает, что победил. Он нашел в моих вещах кипу бумаг Пьера де Ферма и сжег их, полагая, что это и есть новая система кодирования, которую я привез из Тулузы.
— Гофреди передал шифры Югу де Лиону, — вставила мадам де Кастельбажак.
— Прекрасно! — вздохнул Луи. — Но как вы оказались здесь, мадам?
— Уничтоженный Фонтраем документ действительно важен? — спросил Гастон.
— Да, особенно для моего друга, с нетерпением ожидавшего его, для Блеза Паскаля. Это было доказательство теоремы.
— Какой теоремы? — заинтересовалась Луиза Муайон.
— Куб никогда не может быть суммой двух кубов, четвертая степень никогда не может быть суммой двух четвертых степеней, и в целом ни одна степень, превосходящая вторую, не может быть суммой двух аналогичных степеней! — прошептал Луи.
Все озадаченно переглянулись.
— Это старая задача, — продолжал Луи. — Две тысячи лет назад ее сформулировал Диофант Александрийский, и никто не сумел ее решить. Кроме Пьера де Ферма. Паскаль будет страшно разочарован, когда узнает, что Фонтрай уничтожил доказательство.
— Есть вещи более важные, Луи. Что ты узнал о шпионах в шифровальном бюро? — спросил Гастон, который, выяснив, что книготорговец и есть Карло Морфи, продолжал сомневаться по поводу Шарля Мансье. Был ли тот агентом Святого престола?
— Думаю, что теперь мне известно все! Полагая, что Фонтрай убьет меня, Бреш мне во всем признался. На самом деле у этого книготорговца другое имя: он называет себя Карло Морфи. Он сумел поймать в свои сети еще одного несчастного, которого выдал инквизиции в Авиньоне.
— Ферранте Паллавичино, — с гордостью произнес Гастон.
— Ты знаешь это? — удивился Луи.
— Я много чего узнал, — не без самодовольства объявил Гастон. — И все тебе расскажу.
— В шифровальное бюро проникли два предателя, а не один, — продолжал Луи. — Абер, работавший на Фонтрая, и Шантлу, который по-прежнему там. Он выполняет приказы Бреша и Святой Канцелярии.