Договор с вампиром
Шрифт:
Но как следует разглядеть волка мне помешал... звук открываемых ставен. Жужанна открыла их створки, затем распахнула половину эркерного окна. В ее спальню хлынул лунный свет.
Я перепугалась и уже собиралась предостеречь Жужанну – крикнуть, что под окнами бродит волк, но заметила рядом с моей невесткой... фигуру мужчины. Не знаю, каким образом он проник в ее спальню, зато я безошибочно узнала этого человека. Дядя Влад.
Меня охватил ужас, только уже другого свойства. Я видела, что они обнялись, а потом Влад развязал тесемки ее ночной рубашки, и та упала, обнажив тело Жужанны.
Мне тяжело писать об этом. Более не желая быть свидетельницей постыдной сцены, я тут же задернула портьеру.
Ночь прошла почти без сна. Я в замешательстве. Аркадий и так
Аркадий, дорогой мой. У меня сердце сжалось, когда я увидела тебя после возвращения из замка. А вдруг именно это и является причиной твоих переживаний? Может, ты уже все знаешь?
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
9 апреля
Я начинаю думать, что все в замке страдают легкой формой помешательства.
Вчера под вечер я отправился туда, дабы ознакомиться с состоянием дел в дядином хозяйстве. Разумеется, ни Жужанне, ни Мери я и слова не сказал о чудовищном злодеянии в склепе. Боюсь даже думать, как бы они обе пережили это потрясение. Думаю, и я не смог бы пережить его вторично. И все же по пути в замок я остановил коляску у ограды склепа и вошел внутрь.
Увиденное успокоило мое сердце. Крышка гроба была вновь крепко привинчена, помятые и потоптанные розы заменены свежими, а мраморный пол чисто отмыт. Инструменты злодеяния – молот и пилу – унесли из склепа, и все внутри выглядело, как прежде. Я испытал глубокую благодарность к дяде. Я видел, как на него самого подействовали мои слова об осквернении могилы. Однако он сдержал данное мне обещание, облегчив тем самым мою участь и сохранив покой наших женщин.
Но в замке я опять почувствовал подавленность. Меня провели в отцовский кабинет. Казалось, отец куда-то ненадолго отлучился (все эти дни сюда никто не входил). Кабинетом ему служило небольшое, скромно обставленное помещение в восточном крыле замка, из окна которого открывался завораживающий вид на Карпаты. Бумаги я нашел в полном порядке, поэтому узнать о состоянии дядиных финансов мне не составило труда. Я углубился в работу, и печаль незаметно рассеялась.
Должен признаться, меня поразили размеры богатства В. Странно, что при этом он как будто экономил на слугах. В замке работали всего три горничные, одна повариха, один конюх, садовник, буфетчик и, разумеется, Ласло – кучер, не понравившийся мне с первого взгляда. Переговорив со старостой, я сделал крайне удручающее открытие: крестьяне, работавшие на наших землях, находились в положении крепостных. Дядя обладал всей полнотой власти над ними, пользуясь droits de seigneur! [12] Я привык считать феодализм достоянием прошлого, несправедливой системой отношений между людьми, при которой закон и все права на стороне землевладельца. Из истории я знал, что крепостные крестьяне платили феодалу десятину за право пользоваться его землей, и еще десять процентов от суммы своих доходов. В нашей стране к этому добавлялся третий вид поборов, бир [13] – внушительная плата за «защиту». Правда, тут же я выяснил, что крестьяне моего дяди десятины не платили и от своих доходов отчисляли не десять, а пять процентов. Что касается бира – плата была вообще символической (взимание этой подати очень удивило меня; как будто мы до сих пор жили под угрозой турецкого нашествия!). Продолжая знакомиться с положением дел, я натолкнулся на новый сюрприз: за свою щедрость дядя требовал от крестьян только одного – безропотно делать для него любую работу, причем тогда, когда он повелит. Сегодня я видел крестьянина, пришедшего в замок чинить каменную кладку рядом с входом. При моем появлении он почтительно поклонился, но стоило мне пройти, как я услышал за спиной его сердитое бормотание: «На своем поле пропасть работы, а тут ковыряйся,
12
Droits de seigneur (фр.) – права сеньора (феодальное право).
13
Bir (рум.) – дань, подать.
Вот уж никак не ожидал столкнуться в родном краю с феодальными порядками! Естественно, при такой постановке дел В. получает лишь ничтожную часть доходов, которые может и должен получать. Пока сохраняются феодальные порядки, большего он и не получит. Было бы куда разумнее устранить прежнюю систему податей, освободить крестьян от обязательной работы на Влада наподобие той, что я наблюдал сегодня, и сделать их наемными работниками. Тогда они будут получать заработную плату (она должна быть пропорциональна затраченным усилиям), а доходы от продажи урожая потекут к дяде. Боюсь, что его непомерная доброта только развратила крестьян. Еще немного, и они начнут помыкать дядей.
Но меня больше тревожит, что почти в середине девятнадцатого века еще остались феодальные отношения между людьми. Получается, дядя "владеет" крестьянами и их домами. Каким бы щедрым и заботливым ни был рабовладелец, он все равно останется рабовладельцем. Никто не имеет права распоряжаться судьбой других людей. Неудивительно, что у здешних крестьян нет стимула усердно и честно трудиться. Насколько благотворнее подействовала бы на их нравы система наемного труда, когда добрая работа по-доброму и вознаграждается!
Удивило меня и то, как много дядя платит слугам в замке (в Англии расторопный, хорошо воспитанный слуга получает куда более скромное жалованье). Их почтительность ко мне – жалкий грим, под которым они неумело скрывают свое настороженное и враждебное отношение. Сегодня я вновь это почувствовал, хотя до сих пор не разобрался в скрытых пружинах такого поведения. То ли слуги презирают меня, то ли боятся, или же испытывают оба этих чувства одновременно. Только Машика Ивановна отличается добрым и спокойным характером, что как нельзя кстати, ибо в ее ведении находится восточное крыло замка (где помещается мой кабинет), а также западное (покои дяди). Две другие горничные – Ана и Хельга – хотя и молоды, но уже успели развить в себе холодно-пренебрежительное отношение к нашей семье.
И все же я начинаю сомневаться в крепости рассудка Машики Ивановны. Из-за дядиных странностей, с одной стороны, и презрения слуг – с другой, в замке установилась тягостная атмосфера. Мне думается, что несколько десятков лет ежедневного пребывания в ней не могли не повлиять на сознание крестьян, и так склонных к суевериям и предрассудкам. Впрочем, опишу все по порядку. Собрав слуг в центральной части замка, я представился им, после чего направился в отцовский кабинет. Вскоре в восточном крыле появилась Машика Ивановна. Наверное, ей нужно было там прибрать, предположил я. Она долго и старательно протирала всю мебель в кабинете (я уже писал, что его размеры невелики и мебели там немного). Затем она остановилась и так выразительно засопела, что мне пришлось прервать работу и спросить, не хочет ли она поговорить со мной.
Лицо Машики Ивановны сделалось задумчивым и тревожным, словно она никак не могла принять трудное решение. Наконец она отложила тряпку, подошла к полуоткрытой двери и беспокойно выглянула в полутемный коридор – не прячется ли там кто-нибудь, убедившись, что в коридоре пусто, она закрыла дверь и поочередно подошла к обоим окнам. (Если я еще могу вообразить некоего шпиона, притаившегося в сумраке коридора, то кого эта женщина опасалась по ту сторону окон? Их створки были плотно закрыты, а сам кабинет находится на втором этаже и возле стен здесь нет ни одного дерева). Окончательно уверившись, что никто за нами не подглядывает и не подслушивает нас, Машика Ивановна приблизилась ко мне почти вплотную и прошептала: