Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Концепция объективной истины рассматривалась отцами-основателями советской теории уголовного процесса как наиболее целесообразная методологическая основа для конструирования правосудия, ориентированного на обеспечение публичного, государственного интереса [1263] . М.С. Строгович писал: «Целью уголовного процесса по каждому делу является прежде всего установление совершенного преступления и совершившего его лица» [1264] . И далее: «Таким образом, целью советского уголовного процесса является установление истины по делу, изобличение и наказание совершившего преступление лица и ограждение невиновного человека от неосновательного обвинения и осуждения» [1265] . Этот тезис был воспроизведен им в последующей работе [1266] .
1263
См.: Малькевич Т. К истории первых декретов о советском суде // Советское государство и право. — 1940. — № 7. — С. 168.
1264
Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. — М., 1958. — С. 23.
1265
Там
1266
См., например: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. — Т. 1. — С. 40.
Таким образом, М.С. Строгович видел в концепции объективной истины и конструктивное начало, то есть принцип социалистического уголовного процесса, уголовного процесса нового типа, то есть орудия построения нового общества, борьбы с тем, что мешает этому строительству — преступностью. Советские процессуалисты разделяли мнение, что состязательность сторон плюс активное участие в судебном следствии самого суда являются путем к установлению той материальной истины, стремление к которой характеризует подлинное правосудие и подлинный суд [1267] . Иное в то время трудно было бы представить, так как с первых дней своего основания советская власть отрицала принцип разделения властей и строилась как «единая работающая корпорация».
1267
См.: Вышинский А.Я. К положению на фронте правовой теории. — М., 1937. — С. 39.
См. об этом также: Арсеньев В.Д. Вопросы общей теории судебных доказательств в советском уголовном процессе. — С. 53–53, 61, 62; Теория доказательств в советском уголовном процессе: В 2 т. — М., 1966. — Т. 1: Общая часть. — С. 514.
Инструменталистский подход к интерпретации концепции объективной истины оправдан, когда целью выступает человек, права и свободы личности. Если же мы встраиваем эту концепцию в правовую модель, назначение которой явно или неявно является обслуживание публичного интереса, интереса государства, интереса какого-то класса или иной группы людей, а тем более государя, опять-таки возникает угроза использования на практике тезиса об объективной истине как оправдание подавления прав личности.
Урок, который мы можем извлечь из советского опыта уголовного процесса, состоит в том, что чистой концепции объективной истины не может быть, в ней есть телеологическая / идеологическая составляющая: какой цели она служит — защите прав человека или какой-то сверхчеловеческой ценности (все равно какой). Концепция объективной истины, безусловно, должна быть «очеловечена», поставлена на службу обеспечения его прав; она должна быть встроена в состязательную модель судопроизводства, которая естественна для человеческого правосудия — об этом свидетельствует история.
Хотя исторический опыт научил нас и тому, что рационализм в романо-германской правовой системе и англосаксонской проявил себя по-разному: в судье-инквизиторе, с одной стороны, и в суде присяжных, с другой. И там и там законодатель апеллирует к разуму судьи и требует от него установления истины. Но правовые средства для этого считает возможным дать правоприменителю разные. Так сложилось. Мы находимся в системе, которая была создана нашими предками.
Современный уголовно-процессуальный строй создавался в ходе великой Судебной реформы 1864 года. Правомерно вспомнить, что в статье 613 Устава уголовного судопроизводства содержалось указание председателю суда направлять дело «к тому порядку, который наиболее способствует раскрытию истины» [1268] . В объяснительной записке к проекту Устава говорилось о необходимости установления безусловной истины и об активной роли суда: «Начало судебного состязания сторон не исключает самостоятельности суда в уголовном судопроизводстве и не обязывает его решать дела по тем данным, которые предъявлены сторонами, но требует единственно того, чтобы по всем сведениям, относящимся к делу, сторонам была предоставлена возможность судебного состязания. Задача уголовного суда есть открытие в каждом деле безусловной истины. В стремлении к этой цели суд уголовный не может принимать в уважение желание сторон. Поэтому если стороны не предъявили всех тех сведений, которые должны служить данными для основательного разрешения уголовного дела, то суд может удовлетвориться одним их заявлением, но обязан потребовать дополнительные сведения» [1269] .
1268
Устав уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 года // Российское законодательство Х-ХХ вв. / Под ред. Б.В. Виленского. — М., 1991. — Т. 8. — С. 255–281.
1269
Судебные Уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны. Часть вторая. — СПб., 1866. — С. 244; см. также: Судебные Уставы 20 ноября 1864 года. Образец законотворчества и правовой культуры //ustav/#_ftnl3
В том и состоит, наверное, сила традиции, которую не смогли преодолеть даже такие катаклизмы, как смена политического строя, социально-экономического уклада. В России, где традиционна авторитарная организация власти, естественным на всех этапах ее развития был акцент на государственного агента, обязанного установить истину. Менялись нюансы, но следователь-судья оставался в центре схемы, в которой должно было происходить доказывание истины. Именно этот «казенный» агент (а не присяжный заседатель, представитель общества, народа) удостоверял и удостоверяет результат доказывания по делу как истинный. В этом суть различия между нашей системой доказывания истины и англо-американской.
В наших условиях конструктивное значение концепции «объективной истины» состоит прежде всего в том, что она оправдывает модель уголовного процесса и доказывания, где главную роль играет следователь и где суд вправе проявлять инициативу в собирании доказательств. Она не только оправдывает, но и подталкивает суд к активности в доказывании; технология доказывания, предусмотренная УПК, проникнута не диспозитивностью, а публичностью; позиционирование сторон, объем их полномочий в ходе досудебного производства следует инквизиционному типу организации процесса (прежде всего, в досудебном производстве, где и происходит главная работа по раскрытию преступления и изобличению обвиняемого). И следователь, и судья обязывается проводить всестороннее, объективное и полное расследование обстоятельств дела, что также увязывается с необходимостью установления объективной истины. С объективной истиной же тесно связан постулат о том, что ни одно преступление не должно остаться нераскрытым, а виновный — безнаказанным. Будучи красивыми на бумаге, все эти требования оказались рабочими только в условиях авторитарной государственно-правовой модели. Они ставят судью, следователя, прокурора на одну позицию — позицию государственного чиновника, озабоченного, прежде всего, соблюдением государственного интереса, под которым весьма часто кроется интерес ведомства, партийный интерес, интерес власти (который трудно отличить от интересов конкретных ее представителей). На практике получается так, что обвиняемый, потерпевший и другие частные лица, имеющие в деле законный интерес, закономерно становятся объектами пристрастных исследований со стороны государства, которое ради отвлеченных интересов правосудия, интересов решения государственной задачи по искоренению преступности и даже защиты прав потерпевшего готово идти на игнорирование прав личности, равенства сторон и пр. Инерция правосознания — это то, что невозможно преодолеть введением новых законов. Изменение позиции законодателя по поводу нормативного закрепления объективной истины только первый шаг по преодолению авторитарного, следственного способа установления истины по делу. Впереди создание традиции состязательного судопроизводства, независимого суда [1270] .
1270
Очевидно, в этом смысл известного высказывания Президента РФ Д.А. Медведева о необходимости продолжения судебной реформы.
Мы принимаем как данность правовую традицию, которая требует активного участия суда в судебном доказывании, не просто активного присутствия, а ведущего значения государственного начала в досудебном доказывании [1271] . Культурная матрица ведь осталась прежней, несмотря не смены политических строев, социально-экономических укладов. Очевидно также, что инерция пассивного поведения сторон в уголовном процессе еще долго не будет изжита. Менталитет россиян тому основная причина.
1271
Об активности суда и сторон мы уже писали в § 2 главы 2 настоящей работы.
Невозможно существование некоего объективного и нейтрального в ценностном отношении права и юридических явлений. Несомненно, что на понимании россиянами цели доказывания сказывается опыт, традиция. Но есть и такое явление в культуре, как мода. Иначе как проявлением советской моды в интерпретации явлений уголовно-процессуального доказывания не объяснить. Суть же «советского извода» (явления скорее временного, наносного) учения об истине видится в преувеличении возможностей следователя, судьи (государства) установить Абсолютную истину, раскрыть преступление, обеспечить неотвратимость ответственности. Монополизация «объективного» дискурса, узурпация права на провозглашение истины в масштабах целого общества или отдельных его сегментах (при пассивности членов общества) свидетельствует о патерналистской структуре, глубоко проникшей в коллективное сознание, ставшей народной привычке верить в «хорошего царя». В государственно-правовой сфере следствиями этого психического заболевания являются полицейское государство, отсутствие гражданского общества, инквизиционный процесс, в котором отсутствует площадка для выражения мнения, противоречащего государственному, и пр. Гуманитарная же наука превращается в догматику, где несколько сакральных текстов, освященных авторитетом власти, становятся мерилом истинного знания. Вывод из этого для ученых только один — надо работать над созданием новой теории доказательств, постепенно формируя зачатки новой правовой идеологии. Возможно, с течением времени произойдет перелом и в настроениях правоприменителя, который воспитывается в стенах высших учебных заведений, где и формируется теория. Ведь, как показывает история, советский концепт объективной истины в том виде, в котором он «забронзовел» в застойные годы, сложился постепенно. «Истина всегда связана с понятийной системой, в значительной степени, определяемой метафорой. […] В культуре, которой присущ миф объективизма и в которой истина всегда являлась абсолютной истиной, определение того, что считать абсолютно или относительно истинным, зависит от людей, навязывающих свои метафоры другим» [1272] .
1272
Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. — С. 148.
Советские ученые сразу начали говорить о необходимости установления материальной (объективной) истины. И даже сам М.С. Строгович достаточно рано в категоричной форме сформулировал требование к абсолютной достоверности истины обвинительного приговора: «Но осуждение обвиняемого (подсудимого), вынесение в отношении него обвинительного приговора не может состояться, как бы высока ни была степень вероятности виновности обвиняемого; здесь требуется не вероятность, а достоверность, то есть установление истины» [1273] .
1273
Строгович М.С. Уголовный процесс: Учебник для юридических школ. — С. 51.
Но классовый подход, идеологическая составляющая в модели доказывания истины были все-таки приоритетнее. Советские юристы даже не старались это скрыть. Но некоторые из них пытались облагородить социалистическое правосудие и его неблаговидные результаты, завернув их в риторическую обертку из учения об объективной истине, особенно яркой эта обертка была в виде концепта «абсолютной истины» [1274] .
Впрочем, на первом этапе формирования советской концепции объективной истины была сильно представлена и классическая позиция, согласно которой судебная истина — это вероятное знание. Многими учеными в 1920-30-е годы материальная (объективная) истина трактовалась как вероятная истина. Так, А.Я. Вышинский полагал, что истина это установление максимальной вероятности тех или иных фактов, подлежащих оценке [1275] .
1274
В 1959 году В.П. Радьков писал: «Для вынесения только законных и обоснованных приговоров по любому уголовному делу в нашей стране созданы необходимые условия: суды укомплектовываются до конца преданными советскому народу и социалистическому строю судьями и народными заседателями; созданы подлинно демократические советские… законы… все участники уголовного судопроизводства — лица, производящие дознание, следователи, прокуроры и судьи вооружены марксистско-ленинской теорией и работают под постоянным руководством КПСС».
Цит. по: Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность / Под ред. В.А. Власихина. — С. 146.
1275
См.: Вышинский А.Я. Проблемы оценки доказательств в советском уголовном процессе // Проблемы уголовной политики. — М., 1937. — Кн. 4. — С. 20.