Доктор 2
Шрифт:
Понятно, почему Анна сегодня веселее: мозг — очень чуткая система. Вместе с нервной системой. Количество шлаков в крови уменьшилось незначительно, но оно уменьшилось! Первый раз за длительный период! В течении которого оно наоборот росло день ото дня.
Вот какие-то ресурсы организма и высвободились. Наверное.
Впрочем, некогда гадать. Ставим иголки. Продолжаем.
Когда знаешь, что процесс обратим и не безнадёжен, даже самая монотонная работа переносится легче. И результат получается лучше.
Ставлю иголки чуть иначе. Опухоль
Сегодня частота, «подсвечивающая» цель для лимфоцитов, идёт гораздо легче. Пот на спине уже не мешает — когда понятен ожидаемый результат.
Держать частоту…
Держать частоту…
Держать частоту…
…
В десять Котлинский снова забирает Анну на психотерапию, а её место занимает сустав.
В сравнении с Анной, сустав — просто мечта. Программы на нем «держатся», как родные. Никуда не слетают, синовиальная сумка восстанавливается слой за слоем и клетка за клеткой. Не быстро, но и не медленно. Мне прогресс очевиден.
— Что с диетой? — спрашиваю, поскольку пациенту всё равно лежать лицом вниз ещё полчаса.
— Соблюдаю всё, как вы сказали, — доносится с кровати. — Добавки тоже принимать начал.
Теперь понятно, почему регенерация скачкообразно усилилась: у клеток нет проблем со строительным материалом. А уж «программами» восстановления я их обеспечиваю.
По хорошему, его сустав уже «поймал волну» и восстанавливается теперь сам. Ну и плазмолифтинг, конечно, великая вещь. В месте ввода плазмы, регенерационные процессы вообще подобны каскаду.
Лёгкий случай в сравнении с Анной. Да и жизни его ничего не угрожало, даже если б меня и не было.
Ловлю себя на мысли, что, наверное, так врачи и становятся циниками.
…
В одиннадцать Котлинский приводит Анну с психотерапии. Замечаю, что у неё даже румянец на щеках появился.
Начинаем второй заход. Теперь, спустя час, оцениваю результат на свежую голову и лично у меня никаких сомнений: за пять или семь сеансов я вычищу все метастазы из лимфоузла. Полностью.
Сейчас даже вопрос не во мне: я уже автоматически «держу» нужную частоту, практика — великая вещь. Всё упирается только в скорость «работы» её лимфоцитов.
Программа «стоит», не слетает. Пусть пока — только в лимфоузле, но метод работает.
Минут пятнадцать просто предаюсь эйфорическому созерцанию.
И ведь поделиться не с кем.
Когда уже провожаю Анну до двери, осмеливаюсь намекнуть:
— Мне кажется, сегодня вам должно быть получше.
…
— Ну что? — накидывается на меня Котлинский сразу после того, как за Анной захлопывается дверь.
— Игорь Витальевич, боюсь сглазить. Такими темпами, за пять-семь сеансов метастазы в лимфоузле уберу. И смогу заняться непосредственно опухолью. — выдыхаю на одном дыхании, не до конца веря сам себе.
Котлинский не спешит радоваться раньше времени, но и не огорчается:
— Поживём — увидим. Хуже точно не будет. Работаем дальше. Чаю хочешь?
Чаю я действительно хочу. И пью его с Котлинским ещё минут пятнадцать.
…
Здание Генеральной прокуратуры. Кабинет Начальника службы специальных прокуроров. Бахтин за столом напротив посетителя раскладывает листы из принтера:
— Вот смотри. Схема. Потребителям коммунальных услуг отопление тарифицируется, как если вода нагревается с ноля зимой.
— Врубился, — водит пальцем по каким-то расчётам посетитель.
— Электроэнергия в себестоимость также всё закладывает с ноля.
— Вижу.
— А вот — техпроцесс, по которому вода с электростанции Энергосбыта поступает в Тепловые Сети подогретой на несколько десятков градусов. Вот расчёты, — Бахтин передаёт ксерокопию какого-то старого документа ещё со штампом «СССР» в углу.
— Что это? — удивляется собеседник.
— Это — наша выемка расчётов проекта из НИИ. Система-то ещё при Союзе проектировалась. Ответственная за разработку — вот подпись, бабуля божий одуванчик, я был у неё. При закладке всех магистралей, изначально планировалось: теплоноситель не должен ни остывать в процессе транспортировки. Потому разводка оптимизирована. Ни с ноля не должен подогреваться — потому в работу Тепловых Сетей интегрирован на самом старте Энергосбыт. Только в Союзе они иначе назывались.
Бахтин тяжело смотрит на собеседника и продолжает:
— Лёша, вот теперь ты понимаешь, почему тебя против меня «зарядили» твои же?
— Олег, да при чём тут они? — пытается отмахнуться собеседник. — Ну где они — и где эти миллионы? Каким образом тут может быть прямая завязка?
— А я не знаю, — отвечает Бахтин, хлопая стопкой бумаг по столу. — Давай только центральный район прикинем. Пусть триста тысяч квартир. Не считаем ни микры, ни частный сектор в северной и западной частях. Какой счёт зимой за отопление? Ну вот у тебя например?
— Ну. м-м-м… Так, теплосети — сейчас турецкая компания управляющая…сразу в долларах говорю: порядка двадцати — тридцати долларов в месяц счёт за отопление. Жена ругается, дорого.
Бахтин поднимает палец:
— А теперь умножь половину от сорока долларов на триста тысяч квартир.
— Да ну, почему половину? — не соглашается собеседник.
— Потому что не все, как ты, живут в однокомнатной хрущёвке. Есть и двухкомнатные квартиры. И трёхкомнатные. Вот у них счёт в двадцать долларов в месяц никак не уложится.
— Ну шесть миллионов… в месяц… — нехотя говорит собеседник.
— Это только в центральном районе, — назидательно поднимает палец Бахтин. — По микрам будем считать? По частному сектору?
— Да не надо, понял я…
— Это — только незаконная тарификация. А теперь, друг мой Лёша, предоставь мне, пожалуйста, сводку о применении льготного налогообложения на Энергосбыт и Тепловые Сети за последние три года. Чтоб полностью картину увидеть. В месяц.
Бахтин тяжело смотрит на собеседника, которому откровенно не нравится разговор.