Доктор Ахтин
Шрифт:
— А ты не пыталась, Оксана, записывать эти кошмарные видения? — спрашиваю я, никак не отреагировав на её вопрос. — Или рассказывать кому-либо?
Она отрицательно качает головой.
— А ты попробуй, — говорю я, делая акцент на последнем слове.
— Зачем?
— Придет время, поймешь.
Я встаю с лавки.
— Михаил Борисович, а как на счет медицинской академии?
— Если хочешь, учись, — пожимаю я плечами, — но это не твой путь.
Я ухожу, сказав слова прощания.
Год назад я избавил Оксану от смертельной болезни, но опухоль оставила следы своего пребывания в голове. Изменения в ткани мозга
12
Когда я уже подхожу к дому, звонит сотовый телефон. Я беру трубку, жму на кнопку и слушаю.
Это Мария Давидовна. Она говорит, что сегодня у неё вечер свободный, и она хотела бы провести его со мной. Но, если я чем-то занят, то она, кончено же, поймет меня.
— Для вас, Мария Давидовна, я всегда свободен, — говорю я в трубку.
Мы договариваемся, где встретимся, и я жму на кнопку отбоя.
Она давно подозревает меня. Да, подозрения беспочвенны и иррациональны, но она часто думает обо мне. И это тоже одна из причин, почему я не теряю контакта с этой женщиной.
Дома я переодеваюсь. Смотрю на отражение в зеркале и улыбаюсь — с каждым днем отражение все больше и больше теряет черты реальности, словно я уже одной ногой шагнул в Тростниковые Поля. Все чаще, глядя в зеркало, я вижу там маленького мальчика, бредущего по ночному лесу.
Я подхожу к закрытой двери и, прижавшись лбом к её поверхности, говорю:
Сегодня Смерть стоит передо мною, Как исцеление после болезни, Как освобождение после заключения. Сегодня Смерть стоит передо мною, Как запах ладана, Словно как когда сидишь под парусами, В свежий ветреный день. Сегодня Смерть стоит передо мною, Как запах цветка лотоса, Словно как когда находишься на грани опьянения. Сегодня Смерть стоит передо мною, Как молния на небе после дождя, Как возвращение домой после военного похода. Сегодня Смерть стоит передо мною Подобно сильному желанию увидеть свой дом, После долгих лет, которые ты провел в заключении.С Марией Давидовной я должен встретиться у входа в кинотеатр. По телефону она сказала, что хочет посмотреть фильм «Остров», который все хвалят, а она так и не посмотрела.
Я иду по улице, глядя на гуляющих людей и на неоновые огни магазинов. Быстро темнеет на небе, и все ярче становится на земле, словно только так тени могут увидеть друг друга ночью. Уличные фонари, как проводники теней в мире тьмы.
Мария Давидовна появляется неожиданно. Она говорит, что вечер сегодня добрый.
Я с удовольствием смотрю фильм, в котором человек, будучи Богом, осознал себя им только тогда, когда пережил процесс умирания. И, осознав свою божественность, он прожил жизнь так, словно недостоин этой участи — быть Богом.
Когда снова свет освещает лицо Марии Давидовны, я вижу следы слез на щеках. Я встаю, протягиваю ей руку, и мы уходим из кинотеатра.
— Как вы думайте, Михаил Борисович, такие люди, как отец Анатолий, реально существуют или это выдумка режиссера? — спрашивает Мария Давидовна, когда мы идем в сторону её дома.
— Такие люди есть, — говорю я коротко.
— Вы их знаете?
Я пожимаю плечами в ответ, и ничего не говорю.
— Как часто вы, Михаил Борисович, делаете то, что вы сделали для Оксаны?
Я знаю, что она интересуется мною. Она нашла Оксану и узнала о моих способностях. И я не удивляюсь этому. Скорее всего, она не так много поняла из того, что ей рассказала девочка, потому что Оксана сама не понимает многого.
— Очень нечасто, — отвечаю я.
Мы подошли к подъезду дома, где на двенадцатом этаже живет Мария Давидовна. Она подходит к двери и открывает её. Когда она поворачивается и хочет сказать, что она была бы рада пригласить меня на чашку чая, но я не даю произнести эти слова, и, вежливо улыбаясь, говорю, что благодарен за прекрасный вечер в её обществе.
Я знаю, что она смотрит мне в спину и в глазах можно увидеть массу противоречивых чувств — от удивления и восхищения до подозрения и страха. И где-то в дальних тайниках сознания уже зреет любовь.
Я прихожу домой, подношу горящую спичку к свече и, достав лист бумаги, рисую первый и единственный портрет Марии. Я рисую её такой, какой запомнил в зале кинотеатра после просмотра фильма — с высохшей дорожкой слез на щеках и пониманием в глазах.
13
Иван Викторович Вилентьев курил и смотрел в окно. Как бы ни хотелось это признавать, но Мария Давидовна оказалась права.
Парашистай вернулся.
Двое убитых парней на центральной улице города подтвердили это. Он сам выезжал на место преступления и смотрел на трупы. Один из них был разрезан, как девочка — первая из убитых жертв в этом году. Иван Викторович снова прокрутил в голове свои впечатления от увиденного: пьяные парни явно не оказали сопротивления убийце, один просто был убит, а у второго Парашистай выдавил глаза и, разрезав живот, извлек желудок. Все, как и говорила Мария Давидовна.
Глубоко затянувшись, Иван Викторович закашлялся. Затушив сигарету в пепельнице, он вернулся к столу и сел. Перед ним лежало дело Парашистая, поднятое из архива. Он прекрасно помнил последний разговор с Марией Давидовной, он услышал и запомнил её слова о психологическом портрете убийцы, но — на тот момент он не хотел верить, что Парашистай снова убивает.
Иван Викторович взял материалы дела и пошел в кабинет психиатра Марии Давидовны Гринберг. Негромко стукнув в дверь и дождавшись разрешения, он вошел. Увидев, что она разливает кофе в две чашки, он удивленно спросил: