Доктор Чистота
Шрифт:
— Денис, какая встре… — начал было Кожеед. Всегда можно заболтать.
Денис мгновенно шевельнулся…
Страшный удар. И все погасло.
* * *
Он проснулся от жуткого скрежета. Лицо страшно болело, челюсть раскалывалась. В голову словно вбили раскаленный гвоздь — иногда он начинал мерно пульсировать, отправляя волны боли по всему черепу. Тимофей Ребров, он же Кожеед, он же Доктор Чистота, открыл глаза. Он находился в огромном, заваленном хламом помещении. «Уже утро?» — удивился он. На стене — ржавые железные трубы.
Скрежещущие звуки не прекращались.
Кожеед поднял взгляд. «Так вот откуда этот скрежет», — подумал он. Иронично.
Денис сидел неподалеку на старом стуле и сосредоточенно водил напильником по наручникам. Методично и неторопливо. Металлическая пыль сыпалась на колени и на пол. Что он делает?
Кожеед приподнял голову, огляделся. Он лежал, распятый почти горизонтально, на большой металлической решетке. Прутья заржавленные. Решетка лежит на четырех основаниях, две ржавые бочки, несколько старых покрышек, школьный стул. Ноги его оказались пристегнуты наручниками к решетке. Он пошевелился, решетка закачалась, заскрипела. Денис на мгновение поднял взгляд, посмотрел на Кожееда, затем снова уткнулся в свою работу. Вжжж, вжжж. Напильник методично двигался, спиливая металл. От этого звука ныли зубы.
Подошла беловолосая женщина в темных очках. Бросила на пол бумажные папки. Бумаги рассыпались по полу.
— Замерз? — сказала она Кожееду. — Сейчас согреешься.
И тут он ее узнал. Напарница Свечникова! Именно она его допрашивала до… да и после ареста. Как ее? Светлана Юрьевна…
Она ушла из поля зрения, затем вернулась. И вывалила на пол толстые папки с документами, ногой затолкала под решетку. Денис отложил наручники и начал спокойно помогать.
— Что… это? — спросил Кожеед. Язык пока плохо его слушался.
— Здесь все, что нам известно про тебя. Больше ни один человек этого не узнает. Никогда. Будто тебя и не было. И скоро о тебе вообще никто не вспомнит.
Кожеед подумал. Единственный глаз забегал. «Она блефует, нет?»
— Ну ладно, напугали, — сказал он наконец. — Врать не буду.
Светлана Юрьевна мягко улыбнулась.
— Вот и прекрасно.
— Что вы хотите сделать?
— Ты же любишь играть? — спросила она. — Смотри, Денис заточил края наручников. Правила простые: наручниками нужно отрезать себе кисти и идти на все четыре стороны. А можно, как настоящему мужчине, умереть, стиснув зубы.
— Седьмой раунд, сука, — сказал Денис. Наручники защелкнулись на левом запястье — Кожеед закричал. Тонко и жалобно. А потом вдруг засмеялся.
— А она даже круче Свечникова! Правда, Ден?
Кровь текла по наручникам, капала на железные прутья решетки, на бумагу внизу. Денис хмуро обошел решетку с другой стороны, поймал руку Кожееда. «Сильный, дебил», — подумал Кожеед. Как он ни вырывал запястье, Денис все-таки поймал его и надел наручники. Щелк, щелк, щелк. Ааа!
Кровь потекла. Но Кожееда эта боль, наоборот, привела в чувство. «Знали бы вы, какую
— Денис, — позвал он.
* * *
— Денис, — позвал Кожеед. — Ден, слышишь меня? — Единственный глаз его, уцелевший, смотрел на Дениса. Серое с золотыми крапинками. — Ден!
Денис молча подносил и складывал дрова под решетку.
Маньяк дернулся, решетка качнулась. Заточенный край наручников еще сильнее впился в плоть. Кожеед зашипел от боли. Но видно было, что он лихорадочно продолжает искать пути к спасению.
«Удивительная способность к выживанию, — подумал Денис. — Мне б такую. Нам всем в том подвале»…
— Денис, не спеши. Подумай немного: она мент! Мент, слышишь?! Ей выпутаться из такой передряги — раз плюнуть! А ты? Тебя же посадят!
Юрьевна пренебрежительно фыркнула.
— Да кто в эту глухомань полезет? А если и полезет, я твой труп на другого маньяка повешу. Мало их, что ли, по России бродит?
— До чего же она циничная штучка, а? — Маньяк снова искал взглядом глаза Дениса. Мол, кивни. Согласись со мной. Дай мне контакт!
Денис словно не слышал его. Он продолжал методично подносить дрова. Притащил сломанный деревянный стенд с нарисованным Лениным. «Учиться, учиться и учиться. В. И. Ленин». Теперь канистра с бензином. Денис открыл ее и начал поливать все вокруг. Потом полил и на Кожееда. Резкий приторный запах бензина ударил в нос, Дениса едва не вывернуло. «Как в той палате… с Кешей, Женей, Степычем. С ребятами».
Кожеед не унимался. Кровь текла по его рукам, а он продолжал вещать:
— Ты же умный человек, подумай, как ты будешь с этим жить? В страхе перед тюрьмой? Будешь дрожать от каждого шороха? Сейчас ты еще сможешь все исправить.
— Ты сказал, есть еще два ориентира, — прервал его Денис.
— Что? — Кожеед удивился. Уцелевший глаз его забегал.
— Чтобы найти Нину Свечникову.
— Какую еще?.. Ааа!
Денис ударил его по голени дубинкой. С наслаждением.
Кожеед выгнулся.
— Ай!
— Как с памятью? — вежливо спросила Юрьевна. — Помогло? Вообще, ты будешь один из тех, кто буквально сгорит за работой. Тима, Тимочка. Пупсик. Я помню, в детстве кто-то бросил пупса в костер. И он лежал, голый и беспомощный, прямо как ты, пупсик.
— Я Кожеед!
— Пупсик, да мне по хер. Где Нина? Ориентиры, что ты дал Свечникову, — поиски по ним пока ничего не дали. Все слишком размыто. Поисковые отряды и местная полиция работают, но… Слишком большой район поиска. Понятно, что именно на это ты и рассчитывал, когда скармливал Свечникову эту лажу.
— Нет, я ничего!..
— Если скажешь, где Нина, мы отвяжем тебя и…
Кожеед внезапно засмеялся. Хриплый каркающий смех.
— Отпустите?! Да кто в это поверит?
— Нет, конечно, — Юрьевна покачала головой, притворно вздохнула. — Мы положим тебя в багажник машины и отвезем в большую уютную камеру с ежедневной кормежкой. В одиночную, заметь. Тебя будут судить за массовое убийство. И даже возможно, тебя ждет пожизненное на каком-нибудь крошечном острове. Фанаты будут писать тебе письма, женщины — влюбленные послания. Высшую меру у нас временно отменили, увы. Поэтому ты будешь жить долго. Это я могу тебе обещать. Но не свободу. Итак, я слушаю.