Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом
Шрифт:
— Нет, не повышают. Но разве радуются только повышению?
— О чем еще можно столько времени говорить с начальством? — скривился сын.
— Тебе не хватило денег? — удивилась Елена, отъезжая от кромки тротуара.
— Мне не хватило места. А деньги остались – сто двадцать рублей, — ответил честный ребенок.
— Пристегнись! — напомнила Елена, только сейчас обратив внимание на то, что сын забыл про ремень безопасности.
— Уже! — доложил сын, щелкая замком.
— Куда поедем? — спросила Елена, не отрывая глаз от дороги.
— Давай в кино, как
— Ему очень приятно, что ты о нем беспокоишься, но тебе там делать нечего. — Никита не в первый раз набивался проведать Данилова, явно желая набраться впечатлений для обсуждения с друзьями. — И потом, как мне кажется, он скоро выпишется.
— Интересно будет его послушать…
— Боюсь, что ничего интересного ты не услышишь, — «обломала» Елена. — Можешь не надеяться.
— Везет же людям, — вздохнул Никита. — И в морге работают, и в дурдоме лежат! А тут дом – школа – бассейн – дом – школа… Тоскливое существование. Что ты смеешься? Разве что не так?
— Нет, какой же ты все таки… — в последний момент Елена все же удержалась от слова «дурачок» — …любопытный!
Не помогло – сын надулся и целых три, если не четыре минуты обиженно сопел, глядя прямо перед собой.
«Везунчик» Данилов в это время наблюдал за тем, как первую палату покидает мужчина в палевом свитере и джинсах, до невозможности похожий на одного известного актера, и никак не мог вспомнить его фамилию. Мужчина шел налегке, а одна из дежурных сестер, явно хорошо «простимулированная», несла за ним две увесистые на вид спортивные сумки с вещами. Данилов и предположить не мог, что следующим «постояльцем» первой палаты станет не кто иной, как он сам.
Глава двадцать вторая
Omnia mutantur, nihil interit [12]
Ресторан был оформлен в деревенском стиле. На стенах аляповатые пейзажи и декоративные снопики колосьев вперемежку с какими-то сухоцветами, должно быть призванными изображать луговые цветы, с потолка там и тут свисают связки лука и перца, в углу – потертое конское седло, ставшее уже непременным атрибутом любого уважающего себя заведения подобного рода. Данилов, иронизируя, называл подобные дизайны «клиническими пасторалями».
12
Лат. «Все меняется, ничто не исчезает». Овидий
Место было выбрано по двум причинам. Из-за умопомрачительно вкусного, как утверждал Полянский, мяса по-купечески, приготовляемого в горшочках, и из-за соответствия московскому «золотому стандарту» – чистота, шаговая доступность от метро, умеренные цены. Когда-то в этот стандарт входили и вежливые расторопные официанты, но это было очень давно.
— Официанты вымерли как динозавры, остались одни халдеи, — не раз повторял Полянский, любящий не только обобщать, но и преувеличивать.
Полянский удивил с самого начала
— Так ждал нашей встречи, что на час спутал время, — вместо извинения сказал он и пояснил: – Это я не злонамеренно опоздал на полчаса, а добросовестно пришел на полчаса раньше.
Данилову было все равно – злонамеренно или добросовестно. Он продолжал радоваться жизни. В том числе и тому, что видит друга.
— Ты похудел, Вова, — после обмена приветствиями настал черед обмена впечатлениями. — Но ничего – выглядишь моложе.
— Это я побрился. — Данилов машинально провел рукой по непривычно голым щекам. — И немного поиграл на скрипке, а музыка не только вдохновляет, но и омолаживает. Недаром почти все дирижеры, композиторы и прочие музыканты живут долго.
— Да, например Моцарт и Шопен.
— Моцарта отравил злодей Сальери, — напомнил Данилов. — А у Шопена смолоду был туберкулез. И то, что он дожил до сорока лет, уже большая заслуга. А ты вот все округляешься, скоро будешь как Колобок.
— Я скоро буду комком нервов, — скривился Полянский. — У нас на кафедре такое творится. Не то слияния ждем, не то реорганизации. Ох! Армагеддон, Содом и Гоморра! Впрочем, мне это все параллельно – я найду куда приткнуться, но ежедневно наблюдать это бурление дерьма очень тяжело.
— Крепись, — посочувствовал Данилов.
К столику подошел совсем юный официант.
Полянский раскрыл меню, сразу же заглянул в конец и спросил тоном пресыщенного знатока:
— Что, разве у вас нет токайского кьянти?
— Нет, — с приличествующим сожалением подтвердил официант.
— Мда… — помрачнел Полянский. — А виски «Кантритаун» есть?.. Тоже нет? Ну ладно, тогда принесите нам по салатику с креветками, только укроп в него крошить не надо, и по бутылке безалкогольного пива.
— Это все?
— Пока все.
— Что за цирк? — спросил Данилов после ухода официанта. — Я же говорил тебе, что решил не пить…
— Это не цирк, а психологический прием. Не секрет, что алкогольные напитки приносят любому заведению больший доход, нежели еда. Тем более что их и готовить не надо – открыл и разлил. Поэтому официанты натаскиваются на втюхивание алкоголя. На настойчивое втюхивание. И не устрой я этого, как ты изволил выразиться, цирка, нам бы пришлось несколько раз отклонять предложение выпить что-нибудь покрепче. Я здесь не первый раз и успел изучить все их приемчики. А так – все по чесноку. Нет у вас путных напитков, так мы просто вынуждены пить безалкогольное пиво и минералку.
— Умно, — одобрил Данилов.
Официант принес салат и пиво.
— Через час, пожалуйста, два купеческих горшочка, — попросил Полянский.
— Оно раньше и не будет готово, — заверил официант.
Он выждал еще секунд десять – вдруг клиенты решат заказать что-то еще – и ушел.
— Понты! — фыркнул Игорь. — Можно подумать, что только после получения заказа повар начинает разделывать мясо и чистить картошку с луком!
— Разве не так? — спросил Данилов, пробуя пиво.