Доктор Данилов в Склифе
Шрифт:
Шли они не спеша – субботнее утро и беседа не располагали к поспешности.
— Трудное было дежурство? — поинтересовался Данилов.
— Не очень, удалось поспать часа три. В два приема. А как – у вас?
— То же самое, но только в один прием. Устал бегать к вам в центральный приемник.
— К хирургам? — прищурилась Ольга Николаевна.
— Да, а как вы угадали?
— Так Федякин же дежурил. А он известный перестраховщик. Небось к каждому, кто со следами от инъекций на руках, вызывал?
— Не только, — улыбнулся Данилов. — Еще к женщине, накануне перебравшей снотворного, к бабульке, которую якобы травят
— Ну, это вечная тема. Я на такие жалобы давно внимания не обращаю. Травят-травят, да все никак не отравят, это из цикла «Хроники маразма»…
— Потому-то вы меня ни разу и не вызвали.
— Я вменяемая, — рассмеялась Ольга. — Но зато могу пригласить вас в гости на чашечку кофе…
— Прямо сейчас? — Данилов слегка опешил от неожиданного предложения. — После дежурства?
— Да, — подтвердила Ольга Николаевна. — Прямо сейчас, после дежурства. Я никогда не сплю днем – от этого напрочь сбивается весь ритм. Вы никого не обеспокоите, потому что я живу одна. И к тому же у меня есть веский повод!
— Какой же?
— Хочу похвастать наследством!
— Звучит интригующе! — Данилову никто никогда не хвастал наследством. — А почему именно мне?
— Потому что больше некому, то есть больше никто не оценит мое наследство и не позавидует! — Увидев недоумение во взгляде Данилова, Ольга Николаевна добавила: – Это скрипка. Концертная «Кремона» начала пятидесятых, сделанная еще по старинке, без искусственного ускорения сушки и полимеров. Причем в идеальном состоянии – кажется, до меня на ней никто не играл. Представляете?
— Не представляю, — признался Данилов.
— Хотите увидеть? Да не стесняйтесь, ваш визит никоим образом не скомпрометирует меня в глазах моих соседей…
— Я не стесняюсь. — Данилову и впрямь захотелось увидеть скрипку. Сам он тоже играл на чешской скрипке, но на современной. И не на концертной, а на профессиональной, представляющей собой нечто среднее между ученической и концертной.
— И правильно делаете! — обрадовалась Ольга Николаевна. — Я живу на «Алексеевской», это совсем рядом…
По дороге от метро к ее дому они незаметно перешли на «ты» и перестали хоть и редко, но вставлять в обращение отчества. И в самом деле – не на работе же, чего разводить лишние церемонии?
Попытки Данилова купить по дороге чего-нибудь сладкого к кофе были пресечены на корню.
— Из сладкого я ем только горький шоколад и сухофрукты, — сказала Ольга. — И того, и другого у меня в избытке. Терпеть не могу ходить по магазинам, поэтому покупаю сразу помногу.
— Прекрасная фраза: «Из сладкого я ем только горький шоколад…»
— По-другому и не скажешь. Кстати, мы уже пришли – вот мой подъезд.
Ольга держалась естественно и непринужденно, словно они были знакомы много лет, и оттого неловкость, вызванная неожиданным приглашением, быстро улетучилась. Усадив Данилова в кресло, Ольга вручила ему пульт от телевизора, открыла окно и сказала:
— Посиди здесь, я на кухню…
Через минуту вкусно запахло кофе. Когда Данилов вышел на второй круг переключения каналов, Ольга появилась с подносом в руках. Угощение, как и было обещано, состояло из кофе, плитки шоколада с запредельным содержанием какао и кураги, янтарного изюма и сушеного инжира.
— Были еще ананасные дольки, но я их слопала, — призналась Ольга. — Они самые полезные, помогают беречь фигуру.
О диетах женщины могут разговаривать самозабвенно и до бесконечности, поэтому Данилов перевел разговор на другую тему:
— Может, расскажешь историю скрипки? Как вышло, что до тебя на ней никто не играл?
— Родной брат моего деда был кадровым офицером, летчиком. В пятидесятые он служил в Чехословакии. Оттуда и привез эту скрипку для своей маленькой дочери. Надеялся, что она станет музыкантом. Поскольку один из моих предков до революции был профессором Московской консерватории, музыкальная тема в нашем роду пользовалась большой популярностью. Тетка скрипачкой не стала – походила год в музыкальную школу и бросила, так и не дойдя до взрослых скрипок. Скрипка лежала на антресоли в футляре, обернутом в мешковину, и ждала своего часа. Какого часа, непонятно, ведь никто в семье музыкантом так и не стал. После тетиной смерти ее сын отдал скрипку мне. На память… Поэтому-то я и называю ее наследством.
— Скрипка с семейной историей – это здорово.
— Здорово было бы, если б ее сделал сам Страдивари, — пошутила Ольга. — Тогда бы я…
— …занялась музыкой!
— Нет, продала бы ее, ушла из медицины и стала бы жить на проценты с капитала. Кстати, кофе не отравлен, его можно пить…
— Не нравится работать в медицине? — Данилов сделал глоток кофе.
— Не нравится заниматься маразмом, — поморщилась Ольга. — Лечить мне нравится. Соберешь косточку как пазл и чувствуешь себя чуть ли не богом. Но это касается травматологии как таковой. А вот все сопутствующие факторы меня сильно достают.
— Что именно? — Данилов закусил кофе инжиром и нашел, что это здорово.
— Ты еще спрашиваешь? Да все – отношение руководства, отношение больных, необходимость вечно подстраховываться, перестраховываться и переперестраховываться… Тебе ли это объяснять?
— Насчет подстраховываться и перестраховываться мне объяснять не надо, — ответил Данилов. — Больные же, они, как и люди, разные…
— Разные-то разные, но разве ты не замечаешь, что с каждым годом меняется отношение пациента к врачу? Оно становится все более требовательным и каким-то… пренебрежительным, что ли. Чуть что – сразу хамят. Вот последний пример – вчера одной из выписывающихся вызвали перевозку. Я ее предупредила, что перевозка будет в течение дня, возможно, и поздно вечером. И что же? В половине шестого она вваливается в ординаторскую и начинает орать на меня: «Что у вас за порядки?! Где перевозка?! Почему так долго едет!? Вызывайте такси за ваш счет!» Это я мягко передала суть выступления… Полчаса на нее потратила, хотелось уже послать открытым текстом, но сдержалась. И такое – каждый день. Знаешь, за все время ординатуры мне нахамили всего два раза, по одному случаю в год. Теперь же – по три раза в день!
Кофе допили в молчании.
— Хочешь еще? — предложила Ольга.
— Спасибо, мне хватит, — твердо отказался Данилов.
— Тогда пошли мыть руки! — распорядилась Ольга.
Как хирург никогда не начнет делать операцию грязными руками, так и музыкант не станет касаться инструмента, не вымыв рук. Особенно если до того ел руками сухофрукты.
Стены ванной комнаты были выложены черным кафелем с тоненькими веточками и маленькими листочками, выписанными серым. Черная раковина, черная душевая кабина, даже потолок был серым, в тон узору.