Доктор Данилов в Склифе
Шрифт:
— Директор института осуществляет общее руководство и попутно оперирует, чтобы не терять квалификацию. Следить за порядком ему некогда, да и незачем. Его дело – стратегия, и надо признать, справляется он с этим неплохо. Не то что его предшественник. А поначалу столько визгу было и воплей: «Как так можно – ставить руководить Склифом человека, всю жизнь проработавшего в плановой хирургии? Он же ничего в экстренной медицине не смыслит!» Я так считаю – у кого есть голова на плечах, тот во всем хорошо смыслит. А если вместо головы кочан капусты,
Данилов вспомнил Гучкова, главного врача Московской станции скорой и неотложной помощи. Тот ни дня в жизни не работал в «скорой», что скоропомощные демагоги и критиканы неукоснительно ставили ему в вину. Однако, как считал Данилов, и не только он один, при Гучкове московская скорая помощь заметно изменилась в лучшую сторону. Данилов, как природный анархист, не испытывал никакого пиетета к начальству как таковому, но всегда старался смотреть на вещи объективно.
— Слушай, а что у вас так подозрительно спокойно? — спросил Данилов. — Мы с тобой полтора часа сидим в ординаторской, и никто сюда не зашел, в том числе и твой сменщик…
— Так сегодня дежурит наш заведующий. Он в своем кабинете сидит, все истории туда забрал… Что ему в ординаторской делать?
— Сам заведующий дежурит? — удивился Данилов.
Заведующие отделениями обычно не дежурят. И по должности не полагается, и спать дома приятнее, и вообще, как говорится, не царское это дело – горшки обжигать.
— А куда ему деваться? Летом половина народа в отпусках, те, кто остался, дежурят сутки через сутки или сутки через двое. При таком напряженном графике если кто-то заболевает, то затыкать дыру приходится своим руководящим телом. Да и вообще хирургу в любом случае надо дежурить, чтобы не расслабляться, не отрываться от народа и не скатываться в абстрактный идеализм.
— Абстрактный идеализм?
— Ну, это когда видишь действительность в оттенках розового цвета, — пояснил Везломов. — Сам понимаешь, что ночью все не так, как днем. Днем народу вокруг море, начальство на местах, поэтому порядка больше. А ночью все не так. Да что тебе объяснять, сам понимаешь… Поэтому когда начальство видит ночную жизнь своими глазами, оно задает утром меньше вопросов. В том числе и глупых.
— Это точно, — согласился Данилов.
Из гастроэнтерологии он отправился в первую травму к Полянскому.
С Полянским творилось неладное. Не столько с коленом, сколько с головой. От своего соседа по палате, пожилого профессора, он набрался мнительности и начал каждый день вываливать на Ольгу Николаевну новую порцию жалоб, по большей части надуманных. Злосчастное колено то болело, то чесалось, то, как казалось Полянскому, начинало отекать… А еще его волновал прогноз, в том числе и вопрос – будет ли левая нога вообще гнуться в колене? Данилов не исключал, что Катя могла подливать масла в огонь, охая и ахая над каждой жалобой Полянского.
Объяснения Ольги Николаевны и прямые призывы взять себя в руки, исходившие от
— Но я же ничего не выдумываю…
На самом деле он как раз только этим и занимался.
Во время пятничного обхода Ольга Николаевна сообщила, что в понедельник, во время совместного обхода с заведующим отделением, они решат вопрос о выписке Полянского на амбулаторное лечение. Сама она планировала выписать его в среду. Если, конечно, не произойдет ничего экстраординарного.
— Доброе утро всем! Ну как, уже научился бегать на костылях? — спросил Данилов, заходя в палату.
— Доброе утро, — ответил сосед-профессор, на секунду отрываясь от газеты.
— Привет! — улыбнулся Полянский. — Со вчерашнего дня никаких изменений. Спал, как суслик.
— Ты здесь набрал килограммов восемь, — оценил Данилов. — На казенных харчах.
— На казенных ничего не наберешь, наоборот – потеряешь. Это меня Катя кормит. Приносит каждый день кучу еды и очень расстраивается, если я чего-то не съедаю. Она такая заботливая.
— Ах ты мой маленький лялечка! Как же о тебе, таком бедненьком и несчастненьком Буратино, не заботиться? Как же не скрасить котлеткой твое страдание?
— Я прошу простить меня за вмешательство в вашу беседу, — сказал профессор, — но вы напрасно иронизируете по поводу котлет, которые готовит Катя. Мне посчастливилось попробовать разные варианты – куриные, рыбные и из телятины, и могу вас заверить, что это настоящий кулинарный шедевр. А какие у нее пирожки!
— Как она только успевает, работая и ежедневно просиживая по нескольку часов около тебя, еще и пирожки печь? — удивился Данилов.
— Любовь толкает еще и не на такие жертвы, — назидательно заметил Полянский.
— Любовь – это хорошо! — Данилов присел на кровать к Полянскому и предложил: – Нет желания прогуляться? До лифта и обратно?
Полянский все понял и ответил, что желание есть. Выйдя за пределы отделения, Данилов остановился, подождал, пока Полянский для пущей устойчивости привалится к стене, и сказал:
— Тут такое дело, Игорь, очень деликатное. С Ольгой Николаевной у меня чуть было не завязался роман…
— Нетрудно было догадаться, — улыбнулся Полянский.
— Почему? — опешил Данилов.
— Ну, хотя бы по тому, как ласково она на тебя смотрит.
— Ну ты и глазастый…
— Скажем так – не слепой, — скромно поправил Полянский.
— Угу-м… Так вот, мне бы, честно говоря, не хотелось бы ходить у нее в должниках, понимаешь меня.
— Понимаю, Вова, признательность чревата…
— Вот-вот. Поэтому я хотел бы просить тебя…
— Я все понял, можешь не беспокоиться. В должниках ты не останешься. Я в полной мере оценил доброе отношение и терпение Ольги Николаевны, особенно с учетом Катиной выходки, и в долгу не останусь. И тебя в долгу не оставлю. Сколько с меня причитается?