Доктор Данилов в тюремной больнице

Шляхов Андрей Левонович

Только одну «заочницу» из четырех удалось «довести» до бракосочетания — брошенную мужем медсестру Раису из подмосковного Серпухова. Тридцать восемь лет, двое детей, малооплачиваемая работа, проживание в небольшом городе, отнюдь не изобилующем женихами… С таким анамнезом нетрудно решиться на брак со «случайно оступившимся человеком», который, как писалось чуть ли ни в каждом письме, «полностью осознал свои ошибки и твердо решил порвать со своим криминальным прошлым». Стандартная формула переписки, уходящая корнями в тридцатые годы прошлого века. О том, что он отбывает второй срок, Акундинов благоразумно не сообщал.

К свадьбе принято готовиться, и заключенные тоже придерживаются такого правила.

Забросив на время изготовление четок, Акундинов наделал невесте подарков: бусы, браслеты и серьги из дерева. Кроме этого, он решил увеличить свое мужское достоинство, для чего сделал инъекцию вазелина под кожу пениса. Колол не сам: подпольными пластическими операциями в колонии занимался осужденный Фильков из четвертого отряда по кличке Просто Филя. В молодости он фельдшерил на «Скорой», потом занялся квартирными кражами, сочтя подобный промысел более прибыльным.

Вообще-то официальная медицина подобных методов не признает. Все инъекции вазелина, вазелинового масла или тетрациклиновой мази (весьма распространенный вариант) чреваты тяжелыми осложнениями — воспалительно-аллергическими реакциями, приводящими к рубцовой деформации пениса. Короче говоря, дешево, сердито и чревато. Кому-то везет, длительное время не бывает никаких реакций, но мнимое благополучие рано или поздно заканчивается.

Акундинов не успел дожить до воспаления и деформации, его жизнь оборвалась по другой причине, правда, тоже вызванной введением вазелина. Увеличившаяся втрое головка полового члена стала крайне чувствительной, и в первую брачную ночь уже не жених, а законный супруг потерпел полное фиаско. Трижды приступал он к любовным играм со своей женой, и все время эякуляция наступала на второй или третьей фрикции.

Попадись Акундинову в супруги чуткая и деликатная женщина, трагедии удалось бы избежать, но медсестра Раиса славилась своим вздорным характером на всю серпуховскую ЦРБ (ЦРБ — центральная районная больница).

— Что же ты мне голову морочил, скорострельщик? — упрекнула она новобрачного. — В письмах небо в алмазах показать грозился, а сам не успеешь вставить, как уже спустил. За каким хером я тебе передачи возила и замуж за тебя вышла? Импотента мне и в Серпухове найти нетрудно.

— Да у меня просто давно бабы не было, — начал оправдываться «скорострелыцик». — Давай еще раз попробуем…

— Хватит с меня, напробовалась, аж все болит, — новобрачная столкнула супруга с кровати на пол. — Уйди, не приставай. Посплю немного, а утром только меня здесь и видели! Вот уж напоролась так напоролась…

Укрывшись с головой одеялом, она отвернулась к стене, ухитряясь даже спиной выражать свое презрение.

Акундинов разорвал простыню на полоски (обломавшаяся в лучших надеждах Рая даже не повернулась на треск), смастерил веревку и, не говоря ни слова, пошел в туалет, где имелся весьма удобный изгиб водопроводной трубы, и повесился. Дежурный прапорщик дремал на своем посту (в отсеке для длительных свиданий всегда было спокойно, потому что малейшее нарушение установленного порядка грозило досрочным прекращением свидания) и не обратил внимание на то, что Акундинов надолго задержался в туалете…

— Вот м…к! — коротко отреагировала медсестра Раиса, узнав о самоубийстве мужа. — Чтоб я еще раз с этой публикой связалась? Да ни за какие такие коврижки! Ну, ни хрена себе, а? Вчера была невеста, а сегодня уже вдова! Вот уж сходила так сходила!..

Оборвав возмущение, Раиса поморщила узкий лоб и сказала:

— Одна прибыль — разводиться не придется!

Опер Алексеенко, допрашивавший вдову, от удивления на секунду перестал писать. Он сам был циником, да еще каким, но всему имеется предел.

Капитану Капранову, вознамерившемуся оказать вдове психологическую помощь, было сказано:

— Помогите лучше

вещи собрать, я тороплюсь!

— Тело забирать будете? — спросил Капранов.

— Зачем? — показушно удивилась вдова. — Он и живой-то ни на что не годился, а мертвый и подавно.

«Все они такие, — подумал Капранов, которого жизнь постепенно сделала женоненавистником, — расчетливые, циничные, коварные. Могла бы отказаться и тактичнее. Нет, трижды прав был Шопенгауэр, когда сказал, что единственное назначение женщин — это продолжение человеческого рода».

Маленького Петю Капранова тиранила мать, истеричная и неласковая женщина. Эстафету у матери приняли жена и теща. На службе Капранову досаждали постоянно грызущиеся между собой подчиненные — старший лейтенант Бендюговская и лейтенант Скопина. В поисках отдушины Капранов завел роман с рентгенлаборантом Алисой Пискуновой, смазливой и бездетной тридцатилетней разведенкой, но та очень быстро из ласковой и нежной подруги превратилась в требовательную фурию, скандалящую при каждой встрече. С недавних пор Капранова начали посещать мысли о том, что надо потихоньку скопить деньжат на домик в какой-нибудь лесной глуши, чтобы после ухода на пенсию поселиться в великолепном гордом одиночестве и хотя бы на закате жизни пожить так, как хочется.

Осужденные восприняли самоубийство Акундинова с иронией, поскольку настоящему мужику в такой ситуации вешаться не полагается. Мало ли какие проблемы бывают с этим делом. Если всякий раз вешаться, веревок с простынями не хватит. По уму, полагалось втихаря, замотав голову одеялом, чтоб не орала, поучить новобрачную уму-разуму при помощи кулаков, чтобы поняла, кто в семье хозяин. А совать чуть что голову в петлю никуда не годится. Как говорится, жил мужиком, а помер му…ком.

Самоубийство осужденного подпортило показатели психологической лаборатории. Но старший лейтенант Бендюговская, руководствуясь правилом нет худа без добра, написала по горячим следам большую статью для «Вестника пенитенциарной психологии». Она называлась «Изменение ценностных ориентаций осужденных к лишению свободы при вступлении в брак во время отбытия наказания». Бендюговская не исключала, что когда-нибудь из статьи могла вырасти кандидатская диссертация. Ее можно вырастить из чего угодно, главное, чтобы обстоятельства складывались нужным образом. А с кандидатской степенью можно будет развернуться хоть в системе, хоть вне ее. Подобно большинству психологов, состоявших на государственной службе, Бендюговская была уверена, что, начав работать на себя, быстро обзаведется платежеспособной клиентурой и заживет в роскошном достатке. Те, кто никогда не занимался набором клиентуры, не сколачивал ее по досочке, по щепочке, почему-то считают процесс очень легким. По их мнению, клиентура растет сама собой, подобно тому, как образуются кристаллы в перенасыщенных растворах.

Глава одиннадцатая

Стоматолог лейтенант внутренней службы Глухов Олег Алексеевич

Об армии до поры до времени я не думал: рассчитывал до окончания призывного возраста перекантоваться в аспирантуре, заодно и остепениться. Стоматолог с кандидатской степенью, независимо от прочих обстоятельств, всегда может рассчитывать на большее, чем без нее.

Аспирантом стать не получилось по глупости и самонадеянности. Я твердо рассчитывал на свои силы и давнюю дружбу с кафедрой хирургической стоматологии. Оказалось, что ее надо было подкрепить чем-то материальным, для пущей гарантии. Очень обидно получилось, особенно с учетом того, что месяцем раньше все говорили: «Олег, ты — наш кадр, мы не позволим тебе попасть в чужие руки». Лучше бы дали бы сразу понять, чего, кому и сколько надо занести. Не пришлось бы тогда отводить взгляд в сторону, разводить руками и мямлить: «Ну, вот так получилось…»