Доктор Джонс против Третьего рейха
Шрифт:
И она прянула, как молодая лань, к выходу из палатки.
Далеко уйти поддатой «лани» не удалось. Проход заслонили три фигуры в черных плащах и шляпах, нелепых на фоне пустыни. Это был штурмбанфюрер Хорхер и двое его подручных.
— Я же предупреждал… — устало выдохнул Ренар.
А штурмбанфюрер Хорхер схватил своей ледяной ладонью разгоряченное запястье женщины.
— Ну вот, фройляйн Лилиан, мы снова вместе. Надеюсь, разлучить нас сможет только смерть. Сами понимаете, чья.
После таких зловещих слов мисс Кэмден вырвалась из страшных эсэсовских рук и, слабо
Хорхер уселся за стол и проговорил будничным голосом:
— В ближайшее время мы с вами, фройляйн, будем тесно общаться. Я знаю, что вы расскажете мне все. И вы знаете. Еще когда вы находились в пределах рейха, я настаивал, чтобы вас подвергли особо эффективным методам дознания и нарушили в какой-то степени вашу целостность. Но мое чрезмерно гуманное начальство посчитало, что вы будете полезнее в неразъятом виде, якобы для вербовки отца и сына Джонсов. Большие чины из Управления имперской безопасности не поняли простой вещи — оба Джонса неуправляемы. В силу того, что младший из них является мишлингом, а старший обладает склонностью к женщинам низших рас, оба они — безусловные дегенераты.
Ренар попробовал вмешаться, ибо перед его глазами до сих пор маячили талия и попка мадмуазель Кэмден.
— Может быть, Хорхер, оставим это дело до утра?
Лицо штурмбанфюрера расплылось, а голос сделался сладким.
— Такое дело не терпит отлагательства. Ночь, как известно, нежна, — затем специалист из Берлина взял весомую паузу, во время которой посуровел и насупился. — Вам известно, кто обязал нас сотрудничать и определил наши полномочия. Я ведь не лезу в вашу работу, зачем тогда вы пытаетесь вредить мне?
— Ладно, ладно, — быстро сник Ренар. — Я ухожу.
И он действительно покинул палатку. Светало. Головной убор приходилось придерживать рукой, потому что свежий ветер задувал с той стороны, где бушевала гроза, столь необычная для этого времени года. На севере будто стояла темная стена.
Из своей палатки выбрался позевывающий Мюллер и собрался было промаршировать бодрым шагом в сортир, но, заметив Ренара, направился к нему. Чтобы утешить — по-своему, по-солдатски.
— Ну, не дуйтесь, дружище, от девчонки теперь будет хоть какая-то польза. Она ведь в руках мастера.
— Вы, штандартенфюрер, во всем такой прямолинейный, — с неудовольствием заметил Ренар. — И в археологии вы так же норовите использовать бульдозер, чтобы найти фарфоровую чашку.
— А вы любите щеголять своими слабостями, господин археолог. Невооруженным глазом видно, что эта слегка заплесневевшая фройляйн Лилиан вам весьма по вкусу.
Ренар хотел возразить, но вместо этого вдруг вперился в даль.
— Взгляните, Мюллер, — он интенсивно потыкал пальцем. — На холме, том, которого сейчас коснулось солнце, какое-то мельтешение.
Офицер рванулся в свою палатку и вернулся через мгновение с биноклем.
— Действительно, там люди… Ага, чернозадые что-то копают! Может, бедуины роют могилу своему товарищу?
— А мне кажется, это роют могилу нам. Вы забыли о конкурентах. — Ренар осунулся на глазах. — Ну, что стоите, Мюллер, как памятник? Это ваша ведь обязанность голосить: «В ружье!»
10. ЯДОВИТАЯ ТЬМА
Когда Индиана Джонс съезжал вниз по канату, то с каждым футом, сближающим его с рептилиями, испытывал все более пронзительный страх. Он не любил этого противного чувства и на протяжении своей жизни самоотверженно боролся с ним. Он научился не бояться высоты и глубины, пули и ножа, извержения вулкана и наводнения, носорога и льва, каракурта и сколопендры. Но змеи безошибочно находили в его мозгу кнопочку «Ой, боюсь».
Несмотря на напряжение всех душевных и физических сил, Джонс приземлился неудачно, на четвереньки. Ближайшая кобра моментально встала перед ним в классическую стойку, шипя и раздувая воротник, похожий на физиономию бодренького черта.
Археолог лихорадочно подпрыгнул и задрожавшими руками взялся за работу — вместе с ним спустилась канистра с керосином и маленький насос.
Пшик, пшик — хиленькие струйки огнеопасной жидкости окропили население подземелья.
Затем доктор Джонс бросил горящую спичку.
Ему сразу захотелось закрыть глаза и уши. Горящие змеи надрывно шипели, бешено крутились и извивались, раскидывая песок. Происходящее напоминало какие-то пиротехнические фокусы. Доктору Джонсу казалось, что вся рептильная орава вот-вот скопом бросится на него и дружно вопьется в тело. Однако не тронутые огнем аспиды с гадюками предпочли расползтись по темным углам и попрятаться до поры до времени в щели.
— Салех, спускайся. Вдвоем здесь будет веселее.
— Ты думаешь, Инди? Ладно, если ты очень хочешь, чтобы нас похоронили вместе…
Вдвоем исследователи прошлись на цыпочках по дорожке, устланной печеным змеиным мясом и остановились перед стеной, в центре которой выделялся камень-гематит.
— Там Ковчег, за этой стеночкой, — уверенно проговорил Индиана.
Он надавил на краеугольный камень, что дало нулевой результат.
— Тогда надо так, — профессор взял ломик и ударил по гематиту десять раз, что соответствовало количеству Божьих Заповедей.
И действительно стена стала утопать в полу. А когда препятствие самоустранилось, Салех с Индианой разглядели в порывистом свете факелов каменный саркофаг.
Оба метнулись к прикрывающей его плите и, поддев фомками, сбросили на пол.
— Я думаю, это нам простится, — медитативно, сразу забыв о каких-то там змеях, пробормотал Индиана, потому что глаза его уже уловили золотой блеск.
В саркофаге покоился не слишком большой ящик. Сделанный, очевидно, из очень крепкого и правильно обработанного дерева, которое было к тому же покрыто золотыми пластинами и опоясано венцом, кованным из золота. А сверху ящик украшали и будто возносили два херувима с сокрытыми лицами. По четырем же его углам имелись кольца. Также золотые.