Шрифт:
В короткую неделю между Рождеством и Новым годом Петербург преображается. Особенно, если повезет с погодой! Не верите? Значит, вы никогда не гуляли по Невскому, освещенному праздничной иллюминацией. Не видели развивающихся на зимнем ветру флагов. Не любовались вензелями императорской фамилии, горящими на богатых домах, или пятиконечными звездами на макушках фонарей. Не совершали новогодних визитов к друзьям и близким. Не колядовали в рождественскую ночь и не стояли на службе в соборе на следующее утро. Не качались на огромных корабельных качелях посреди праздничного балагана. Не вдыхали хвойный
А уж что сказать про еду?! Какой столичный обыватель (соответствующего достатка, конечно же) обойдется без традиционного гуся или рябчика, купленного на Старом Щукином дворе? Да зажаренного целиком, да на подносе, в окружении моченых яблок и квашенной капусты! А то и всамделишных ломтиков ананаса! Какой ребенок не получит в подарок козулю – маленький пряничек в форме диковинного зверя или птицы? Кто не подивится на витрины громадного Елисеевского магазина, выросшего недавно на Невском, к радости одних обывателей и негодованию других? Кое-кто даже прозвал сие чудо архитектурной мысли всамделишным «монстром»! Но какая разница, если состоятельных господ ждут внутри испанские вина и прованское масло, индийский чай и аравийский кофе, жидкий бри и гранитный пармезан! А какие устрицы? Какова икра? Но что-то мы отвлеклись!
В этом году, как и любой уважающий себя житель столицы, в межпраздничных приготовлениях, после Рождества, но перед Новым годом, участвовал доктор Фальк. Что? Вы не знаете доктора Фалька (из тех Фальков, что держат врачебную практику и аптеку на Васильевском острове)? Что ж, давайте исправим это упущение! Вот он, задумчиво взирает на витрину гастронома Елисеевых. И, конечно же, ваше внимание привлекает не ананас под мышкой у нашего героя (хотя фрукт, безусловно, экзотический). Нет, взгляды приковывает сам Василий Оттович – высокий, с роскошными, геометрически-правильными усами, идеально зачесанными волосами и статью античного атланта. Такой уж точно выделится в толпе! Но охладим пыл наших читательниц женского пола – господин Фальк не одинок, его ждет дома невеста, очаровательная Лидия Шевалдина, существо сколь взбалмошное, столь и очаровательное. И обе черты ее характера сыграют немаловажную роль в начале нашей истории.
***
– Фальк, мы идем на спиритический сеанс! – заявила Лидия едва доктор переступил порог их квартиры, выходящей окнами на Большой проспект. Невеста завела привычку звать его по фамилии. Все-таки «Василий Оттович» – звучит длинно, официально и излишне торжественно. «Васенька»? Помилуйте, какой из Василия Оттовича «Васенька»! Сюда же отправляются просто «Вася», «Василий», «Васюлечка» и прочие производные. А вот Фальк… Фальк звучит гордо, благородно и универсально. За полгода Лидия полностью овладела умением вкладывать в звучную немецкую фамилию любые оттенки чувств, от игривой нежности до капризного недовольства. Сейчас тон был ультимативен и не споров не подразумевал.
Василий Оттович невозмутимо потопал ногами, сбрасывая налипший снег, аккуратно поставил ананас на коридорную тумбочку, глубоко вздохнул и поинтересовался:
– А зачем мы туда идем?
– Затем, что там интересно! – безапелляционно сказала Лидия, но затем примирительно добавила: – А еще затем, что я была паинькой и высидела с тобой ужасающе скучный званый вечер у Неверова. И только попробуй сказать, что не согласен с тем, что он был именно ужасающе скучным!
Василий Оттович не стал даже пытаться, потому что невеста была права. Отставной товарищ прокурора Павел Сергеевич Неверов считал себя своего рода крестным отцом молодой пары, засвидетельствовав их знакомство в Зеленом луге в ходе расследования загадочного убийства тетушки Лидии. Даже по возвращении с дачи в Петербург он старался не терять связи с Фальком и Шевалдиной, поэтому зазвал их к себе на ужин после Рождества. Василий Оттович, человек спокойный временами до форменного занудства, ничего не имел против медленных и скучных вечеров, проводимых за вкусной едой, хорошим коньяком и ароматными сигарами, но собрание у Неверова, куда также были приглашены другие престарелые орлы петербуржской юриспруденции, вышло и впрямь ужасающе унылым.
– Но почему сеанс? – попытался все же отбиться Фальк. – Почему не каток? Не опера? Не ресторан, хотя бы?
– Потому, что я провела вечер с твоими друзьями…
– Они не мои дру…
– С друзьями твоего друга, – не дала ему закончить Лидия. – А сеанс проводят уже мои подруги, Ксюша Миронова и Наташа Симонова. Для них это очень важно. А мне – очень любопытно. И, если честно, немного страшно, – уже тише призналась она. – Я очень хочу пойти, но без тебя это будет жутковато…
Василий Оттович бросил тоскливый взгляд на новогоднюю ель в углу теплой и мягко освященной комнаты, молча и мимолетно погоревал о несбывшихся планах провести вечер в любимом кресле, под пледом, с обязательной сигарой и рюмочкой хорошего французского коньяка – но, конечно же, растаял.
***
В Лештуков переулок, место проведения сеанса, ехали на извозчике. Зима значительно сокращала время в пути из одной части столицы в другую – больше не надо было делать крюк через мост, когда можно просто пересечь замерзшую реку. А в январе обещали вновь выпустить на линию чудо прогресса – трамвайчик между Дворцовой и Университетской набережными, пути которого вмораживались прямо в невский лед. А пока приходилось отдавать предпочтение более традиционным видам транспорта. Лошадка бодро перебирала ногами, сани весело скрипели по засыпавшему Петербург снежку. Погоду можно было бы счесть идиллической, если бы не налетевший ветер и ледяная крошка, внезапно начавшая сыпать с неба. Железному здоровью и закалке Василия Оттовича такие зимние курьезы не угрожали, а вот Лидия закуталась в теплую шубу и надвинула на лоб соболиную шапку. Рассказывать что-то в таком виде оказалось затруднительно, но Шевалдина все же попробовала.
Сеанс проводился во флигеле усадьбы, принадлежащей купчихе Екатерине Петровне Островской. Сам домишка всего за год успел обрасти мрачной славой. Даже газеты посвятили ему несколько статей, чего уж говорить о людской молве! А дело было вот в чем – аккурат в канун прошлого Нового года во флигеле обнаружили тело Александры Симоновой, 21 года от роду, младшей дочери богатого фабриканта Аристарха Симонова. Девушка лежала на кровати, скрученная предсмертной мукой. Из ее груди торчала рукоять кинжала. На прикроватном столике обнаружился обрывок бумаги, где девичьим почерком (несомненно принадлежащим покойной) было начертано: «Я не могу этого вынести!». Близкие Симоновой показали, что у той в последнее время возникли размолвки с горячо любимым женихом, Федором Григорьевым, отчего она и переехала во флигель Островской. Слуг в ночь своей смерти она отпустила, следов взлома и борьбы обнаружить не удалось. Полиция была только рада объявить гибель Александры самоубийством и закрыть дело.
Совсем другой версии придерживались сестра покойницы, Наталья Симонова, и их лучшая подруга Ксения Миронова. А так, как вторая росла барышней экзальтированной и впечатлительной, ей-то и пришла в голову идея – провести во флигеле спиритический сеанс и вызвать дух Александры в годовщину ее гибели. Она же нашла для этого идеального кандидата – мадам Дафну Жаме. Французская дама-медиум, якобы, успела наделать шуму в Петербурге, но Мироновой каким-то образом удалось «забронировать» говорящую с духами на один вечер. Флигель, как оказалось, так и стоял пустым весь год – к досаде купчихи Островской никто не горел желанием въезжать в дом самоубийцы!
В результате этим вечером в Лештуковом переулке решили собраться шестеро – Ксения, Наталья, Лидия (на правах общей подруги), Фальк (девушка объявила, что без жениха участвовать не будет, а врач по итогам сеанса им может еще как пригодиться), Федор Григорьев и несравненная мадам Жаме.
По мере поездки рассказ невесты все-таки сделал то, чего не удалось достичь шквалистому ветру с колючим снегом – породистое лицо Василия Оттовича, обращенное к проносящейся мимо гранитной ограде реки мойки, приобрело явственно страдальческий вид.