Доктор Гарин
Шрифт:
Вытянул из коробки бумажную салфетку, вытер ею то, что можно было назвать лицом, скомкал, бросил на пол, схватил флакон с дезодорантом и принялся обильно прыскать на то, что можно было назвать телом. Пациент по имени Дональд представлял собой большую белую задницу, окраплённую местами россыпью мелких рыжих веснушек. В верхней части задницы был огромный губастый рот, подобие плоского носа с ноздрями и широко посаженные, вполне красивые глаза раз в пять больше человеческих. Из круглых боков задницы вытягивались две тонкие, гибкие четырёхпалые руки. Спереди внизу на месте полового органа
Остальные семь элитных пациентов санатория физиологически были устроены точно так же. Их задницы отличались только формой и оттенками кожи, глаза – длиной и цветом ресниц, цветом роговицы. У Дональда ресницы были светлые, а глаза – голубые.
Закончив опрыскивать себя, он повернулся к Гарину:
– See you later, doc! Karasho?
– Хорошо! – удовлетворённо кивнул Гарин и вместе со свитой вышел из палаты.
– Стабилен! – произнёс он на ходу, и Маша сделала зелёную пометку в прозрачном планшете.
– Бурбона нет в номере, – доложил один из санитаров.
– Good! – стукнул себя по коленке Гарин.
Санитар постучал в палату № 2 и тут же открыл её. В санатории у палат не было замков. Гарин вошёл в номер:
– Buongiorno, Silvio!
Пациент с загорелой, холёной кожей лежал в постели, укрывшись одеялом, курил и смотрел голограмму с обнажёнными, купающимися под водопадом девушками. Завидя главврача, он потушил голограмму, сунул сигарету в пепельницу, скинул одеяло, спрыгнул на пол, стремительно подбежал на ягодицах к Гарину и прыгнул ему на грудь:
– Buongiorno, signor dottore!
Гарин привычно подхватил его, уже зная повадки Сильвио. Тот чмокнул Гарина в бороду, засиял радостной улыбкой и, не дожидаясь вопроса Гарина, ответил:
– Fine, fine, I'm always fine!
По-английски он говорил так же, как и главврач.
– Sleeping? Feeling? Appetite?
– Eccelente!
– Complaints? Wishes? – Гарин чувствовал его тёплые, шершавые, местами обвислые ягодицы.
– No complaints! Only wishes! But you know everything about my wishes, signor dottore! – Сильвио захохотал Гарину в бороду.
– Ох знаю, знаю! – засмеялся Гарин и деликатно поставил пациента на пол, склоняясь над ним, как Саваоф. – Желания у пациента – прекрасно! Значит, всё идёт хорошо. Только прошу, дорогой мой, не забывайте про ваш рефлюкс. Белое вино вечером – нет! Сладкое вечером – нет! Жирное – нет!
– Рефлюкс! Я бы так хотел забыть про него! Помню, чёрт его побери! Поэтому вечером – только бокал красного, не больше, не больше, signor dottore! К местному сладкому я и вовсе равнодушен. Какое сладкое сравнится с cannoli моей покойной мамы?! Кто в мире теперь способен сделать такие cannoli? Никто! Со смертью моей мамы мир изменился в худшую сторону, вы это знаете лучше меня, дорогой мой!
– Но мы должны идти вперёд, Сильвио.
– С наглой рожей и оптимизмом! – захохотал тот и прыгнул на кровать. – Что ещё остаётся? Пропустим сегодня по стаканчику на ланче?
– По полстаканчика.
– D'accordo!
– Вы правда хорошо спали?
– Превосходно!
– Мы рады за вас.
– Док, вы, ваши помощники, сёстры – все замечательные! – Сильвио послал свите Гарина воздушный поцелуй. – Мне нравится здесь всё больше!
– Мы очень рады, – улыбнулась ему Пак.
– Наш санаторий уникален, – оттопырил губу Штерн.
– Bravo!
– Хорошего вам дня! – Гарин повернулся к выходу, но Сильвио схватил его за полу халата.
– Signor dottore, please, blackjack!
И повернулся задом.
Гарин направил свой blackjack на левую ягодицу Сильвио. Бело-голубоватые электрические молнии с треском впились в ягодицу.
– О, Dio!! – возопил Сильвио.
Гарин направил blackjack на правую ягодицу и пустил в неё разряд.
– Porca Madonna!! – завопил Сильвио на всю палату. – Будьте здоровы! – произнёс главврач по-русски, перестав.
Сильвио повалился на кровать, перевернулся и, протянув руки, показал два больших пальца, сжав оставшиеся три в кулачок. Отдышавшись, он сел: – Это… великое. Великое! Лучше всех лекарств мира! Signor Garin, вы гений! Ничто так не прочищает с утра мозги, как ваш blackjack!
– Благодарю вас! – поклонился Гарин и вышел из палаты.
– Стабилен! – бросил он Маше.
Пациент палаты № 3 лежал в постели, накрывшись одеялом до глаз. Но не спал. На вошедших врачей он никак не отреагировал. Не ответил он и на утреннее приветствие Гарина. Главврач присел к нему на кровать, отодвинул одеяло, положил руку на место лба больного.
– Температуры нет, я здоров, – проговорил пациент, глядя мимо Гарина.
– What happened, dear Justin?
Гарин взял его тонкую руку, щупая пульс.
– Уверен, что и пульс нормальный.
– Слегка замедлен. Что вас тревожит?
– Сны. Сны…
– Опять?
– Да.
– Я приму вас после завтрака. Обсудим. Примем решение.
– Я могу и сейчас рассказать. – Джастин закинул гибкие руки на подушку. – Секретов нет. Это связано с местным грязелечением.
– Алтайская иловая грязь – великая сила. – Гарин снял пенсне, заглядывая в красивые карие глаза пациента.
– Вот-вот. Я именно так и говорил им.
– Кому?
– Парламентариям. Я выступил с новой инициативой обязательного поголовного грязелечения всего населения страны. Признаться, это была одна из самых убедительных моих речей. Я говорил… как я говорил! Давно так не говорил… С таким воодушевлением, хорошо, сильно, обстоятельно, не занудно. Какие аргументы я привёл! Я говорил о здоровье нации, о новых перспективах, которые откроются для всех граждан после грязелечения. О стариках, которые обретут новую жизнь, о молодёжи, которая будет самой здоровой в мире. О женщинах, которые будут рожать только здоровых детей. О последующем подъёме промышленности, об экономическом рывке, о расцвете страны, о фантастических новых перспективах, о всеобщем благоденствии, о счастье. Парламент слушал меня, затаив дыхание. Я всегда прекрасно чувствую аудиторию, перед которой выступаю. Они слушали меня, замерев. Это было… замечательно. Я закончил речь, провозгласив: нас всех ждёт счастье! Но вместо бурных аплодисментов… вместо аплодисментов… вместо этого… – голос Джастина задрожал, – вместо… ожидаемого… – Не волнуйтесь, дорогой мой. – Гарин гладил его руку.