Доктор N
Шрифт:
О том еще, что нам надо учиться у армян.
– Чему?
– спросила Сона.
– Сплоченности и единству.
Настолько Нариман увлекся повествованием, что забыл, реальная ли Сона сказала, вымышленная ли? Ему ли или герою его - Бахадуру?
Но именно Нариман, придя к ним в гости и завидев Сону на балконе, почувствует, что у него радостно ёкнуло сердце, онемеет от восхищения.
Да, молодой нефтепромышленник Кардашбек, опекающий образованных интеллигентов из мусульман.
Переплелось, запуталось, даже не верится, что это было, такая
ДАЛЕКАЯ
знакомство с Кардашбеком, неожиданное его признание, что именно предок Кардашбека Ибрагимбек выстрелом наповал сразил покорителя Тифлиса, Гянджи, Шемахи царского генерала Цицианова (только что стояли у его бюста), а у стен Баку нашел свою погибель.
Прогуливались с Кардашбеком по Персидской, ровной линией тянущейся, а точнее, как сабля, от Николаевской, и неведомо где обрывается, то покатая, то низинная. Нариман провожал Кардашбека до его дома, пересекая Каменистую, Чадровую, - жили в тупике, потом
стал застраиваться новый дом ближе к центру, и Кардашбек с Нариманом подолгу стояли, глядя, как кипит на стройке работа: рытье котлована для фундамента, кладка стен подвальных, полуподвальных и двух этажей.
И встреча в тупике с сестрой Кардашбека Соной. Почудилось на миг... о, наивная самоуверенность мусульманина-мужчины, что коль скоро ему приглянулась девушка, то и она, естественно, потянется к нему.
Но исключено, чтоб Кардашбек благословил их союз, думает Нариман, ну а вдруг? Иллюзия братства ровесников? Сколько б можно было сделать полезного для нации на миллионеровы деньги!
Кардашбек понял, что Нариман влюбился,- кто устоит, не влюбится? Честь брата, который призван оберегать сестру от постороннего взгляда, казалось, побуждала Кардашбека выразить неудовольствие: сестра открылась чужому взору.
– Это моя сестра.
– Извини, что так вышло... Вы очень похожи, видно сразу.- Здесь невидимая грань, отделяющая честь от бесчестья, еще одно слова и окажется за чертой. Нариман не сдержался: - Красивая очень.
Надо осадить: Как смеешь? Нашлось спасительное: и дать знать, что Нариман допустил оплошность, но и простить:
– Тебя спасает твое тифлисское происхождение, привычен к открытым лицам.
– Хорошо это или плохо?
– Думаю, что плохо. Надо дорожить традициями.
– А по-моему...
– Ох, эти тифлисцы,- перебил Кардашбек.
– Невозможно у нас, чтоб при брате чужой мужчина хвалил его сестру!
Потом встреча в театре, вернее - после спектакля (Ревизор в переводе Наримана). Сона сидела в ложе, закрытой ширмой от посторонних взглядов. После представления Нариман провожал Кардашбека и Сону, фаэтон ждал их, и Нариман, заметив, что Сона чем-то опечалена, осмелился спросить:
– Вам не понравился спектакль?
Услыхав голос Наримана, Сона поняла, что это он играл городничего. Это ее рассмешило: - Вы, оказывается, искусный актер.
– Каждый играет отведенную ему судьбою роль.
– Вы писатель и вы актер. Чем вы еще знамениты?
– Дружбой с Кардашбековыми,- ответил Нариман, довольный
– Ну вот, - заговорил Кардашбек, - ты обрел поклонницу своего таланта в лице Соны.
А еще встречу Кардашбек устроил, дразня сидящего в нем двойника: пригласил Сону, когда Нариман был у него, попросил, чтоб угостила чаем, подала недавно сваренное ею тутовое варенье, потом, глянув на часы, встрепенулся: - Я обещал!
– И так сокрушенно: - Извини, Нариман, вы тут побеседуйте, я мигом! Скоро буду!- И выскочил, оставив их вдвоём.
Неожиданно вдруг русская речь в устах Соны: - Вы по-французски говорите?
– Нариман усмехнулся.
– Чему вы улыбаетесь?
– Два тюрка говорят по-русски о французском языке!
– Это, признаюсь, от растерянности.
– Что брат покинул, оставив одну с чужим мужчиной?
Засмеялась: - Вы догадливый, хотя я вовсе не придерживаюсь старых традиций... Мне стыдно, но вам признаюсь, что мне легче говорить по-французски или по-русски, нежели на нашем. У меня были две воспитательницы, француженка и русская... Нет-нет, я люблю наш язык!
– И неплохо, - вставил, - говорите на нем.
– Между моим понятным языком и вычурным литературным такой разрыв, вы не находите? И это в то время, когда каждая нация стремится упростить язык. Наши пишут нарочито усложненно, читать невмоготу!
Сказать о себе? Не сочтет ли хвастовством?
– Я пишу специально для вас,- полувсерьёз-полувшутку.- Маленький роман об одной печальной любви.
– Сами пережили?
– Кто нынче счастлив?
– ответил уклончиво.- Одних влюбленных разделяет религия, других - сословные предрассудки, третьих... А вот и Кардашбек явился! (И тотчас увел к себе Наримана.)
Сона потом устроила брату скандал: как он посмел?!
– А чего ты так взволновалась? Уж не...- осекся: это слишком!
– Договаривай!
– Если велишь, спрошу: уж не покорил ли тифлисец твое сердце?
– Если даже и покорил,- с вызовом,- что с того?
– Надеюсь, не читал тебе газелей?
– Почему бы и нет? Могу,- придумала с ходу,- повторить: Я в западне, словно птица, а ты - мой охотник, или убей, или выпусти на волю, чтоб с розой соединилась. Устраивает моего братца такая газель?..- Тут же отступила: - Шучу, конечно.
– Вольность хороша в меру.
– Я была б не прочь,- ох, эта свобода, привитая европейской литературой,- если мой будущий спутник будет похож на Нариман-бека.
... На фотокарточке юное чистое личико, а сегодня...
– есть стройность, но дряблая, те же глаза, когда взгляд был скор, ярок, быстр, лукав, но усталость в них, морщины на шее, заострился нос, волосы поредели. Её ли любил Нариман? К ней ли засылал сватов?.. Кардашбек, зная, не отсоветовал, а поощрил своим молчанием, - когда выпроводили сватов, отец Кардашбека Ашур, не успели те сойти со ступенек, расхохотался, сказал что-то непочтительное о Наримане,- каков, а?!, но Кардашбек заявил, что дружбу с Нариманом будет продолжать. Сделали вид, что ничего не произошло.