Доктор Сергеев
Шрифт:
— А выйдешь — принесешь?
— Обязательно.
Обвив руками шею Кости, Лялька оглядела всех победоносным взглядом.
— Ты, конечно, догадываешься, что у нее миксэдема? — спросил Костя растроганную, взволнованную Лену. — Совсем недавно это было крохотное, отечное существо, без признаков мысли, без речи. А сейчас видишь? Все это под влиянием тиройодина.
Лялька не хотела расставаться с Костей, и он продолжал обход палаты, держа ее на руках. Он показывал Лене своих больных — диабетиков, аддисонников, тетанников… Но особенно он останавливал ее внимание на тех, кто сейчас привлекал все его
Лялька уже переменила место и сидела на плече Кости, крепко держась за воротник пиджака и халата. Он с увлечением рассказывал Лене о блестящих перспективах эндокринологии, о будущей роли врача-специалиста в диагностике и терапии внутренних болезней.
— Что с ним? — тихо спросила Лена, увидев, как Сахновский, при появлении ее в палате, схватил халат и стремглав выбежал в коридор.
— А ты заметила его лицо и фигуру?
— Да. Это, видимо, акромегалия?
— Вот в этом весь ужас. Он не привык еще к своему уродству. Еще совсем недавно он был красив. А теперь прячется от людей, особенно от женщин.
А я ничего не могу сделать. Ничего… У него, как ты уже поняла, опухоль гипофиза, хирургу или рентгенологу вмешаться опасно. Меня угнетает полная наша беспомощность при этой болезни. Вот я и хочу вплотную заняться гипофизом, — задумчиво сказал он, с минуту сосредоточенно размышляя. — От него тысячи неприятностей.
Не без труда уложив Ляльку в постель, Костя пошел дальше.
Он не пропустил ни одного больного и показал Лене всех, как на большом профессорском обходе, и объяснил все, как объясняют студентам, специально интересующимся предметом.
Потом он показывал Лене библиотеку клиники, музей, где была представлена работа их отделения, любопытнейшие фотографии, демонстрирующие больных до и после лечения, отпрепарированную нервную систему, мозг со всеми его патологическими изменениями, железы с бесконечным количеством самых разнообразных заболеваний.
Они продвигались от экспоната к экспонату, и Костя рассказывал о своей работе, забыв о пережитом за эти длинные недели. Он вслух мечтал о том, что он разработает, а государство немедленно примет и реализует проект огромнейшего, первого в мире научно-исследовательского и практического нервно- эндокринно- терапевтическо- хирурго- рентгенологического института. Он даже название придумал: «НЭТХРИ». В этом институте, соединив все биологические науки и все основные медицинские специальности, будут изучать нервную и эндокринную систему и, значит, окончательно победят все болезни.
— Ты фантазер, — радостно улыбаясь, говорила Лена.
— Но фантазер реальный, — серьезно настаивал Костя. — Без фантазии наука не может развиваться. Первых большевиков тоже называли фантазерами.
Они обедали вместе в большой столовой института. Костя познакомил Лену со Степаном Николаевичем, с доктором Светловым, со своим новым товарищем по отделению, веселым и энергичным толстяком, краснощеким балагуром Браиловским, недавно получившим степень доктора медицинских наук. Они все сидели за одним столом, и Светлов, по обыкновению немного застенчиво и тихо, сообщал о том, как Домна Ивановна, отказываясь уйти на отдых, сказала профессору:
— Как же клиника-то без меня останется? Больных я на кого оставлю? Здесь я отработала сорок пять лет, Здесь я всю жизнь провела, здесь и помру. Я уже с тобой вместе, Василий Николаевич, на покой уйду. Когда ты, тогда и я. Я ведь не старше тебя. А то, поди, и младше…
— Ну, нет, Домна Ивановна, — не соглашался профессор. — Это ты уже врешь… Ты, поди, лет на двенадцать старше меня.
И добрая, умная старуха вдруг начинала серьезно сердиться.
Степан Николаевич ядовито поддразнивал добродушного Браиловского.
— Вы не врач, а сушеная вобла, дрессированная крыса. Такие сочинения может даже дуровский морж написать. Помните, у Чехова — «Прошедшее и будущее собачьего налога…» Так и у вас — «Роль гречневой каши в обмене веществ» или «Влияние гиперфункции селезенки на деторождаемость в Конотопе». А, поди, аспирина прописать не можете. «Доктор ме-ди-ци-ны!..»
— Я вас очень уважаю, дорогой Степан Николаевич, — язвил Браиловский, обжигаясь супом, — главным образом за старость. Ваш преклонный возраст заменяет вам все. И былой ум, и забытые знания. Очень просто.
— Какой вы все-таки… — перебил его Светлов, — как можно дерзить…
— …такому древнему старцу? — заканчивал за него Браиловский. — Так вы хотите сказать? Вы правы, я больше не буду. Стариков надо уважать.
— Вот так всегда, — объяснил Костя смеявшейся Лене. — Их сажать рядом нельзя.
— А жить друг без друга тоже не могут, — говорил Светлов, — всегда ищут друг друга.
К столику подошла одна из сестер клиники и передала просьбу профессора: после обеда всем зайти к нему.
— Что-й-то случилось… — меланхолично заметил Степан Николаевич.
— Будьте готовы, — откликнулся Браиловский. — Какой-то экстраординэр. Очень просто.
— Надо идти, — поднялся Костя.
Пошли всей компанией. Лена ждала Костю в дежурной, но он долго не шел, и Лена уже собралась идти разыскивать его. Он появился несколько взволнованный.
— Всем врачам клиники предложено прослушать цикл лекций по военно-полевой хирургии. Это интересный предмет, — говорил Костя. — И нужный. Но, понимаешь, для меня это сейчас очень некстати. С первого числа я начинаю работать в лаборатории, и у меня ни секунды не остается. Даже для музыки часа не выделить.
— Ничего, Костик, — улыбаясь, сказала Лена. — Будем слушать вместе. Нам предложено то же самое.
— Но я еще не знаю, где мы будем слушать.
— А я знаю. У нас.
— Кто будет читать?
— Папа и Михайлов.
Костя, собрав все силы, пошутил:
— Ладно — ты у Михайлова, я у папы.
— Нет уж, вместе и у того и у другого. Кстати, папа говорит, что Михайлов блестяще знает предмет и очень интересно читает. Михайлов вообще талантливый человек.
Когда они вышли из клиники, было очень холодно. Дул пронзительный ветер. Острые снежные крупинки били в лицо и забивались за воротник. Но ни Лене, ни Косте не хотелось уходить с улицы, хотя они шли домой к Лене, сговорившись быть весь вечер вместе. После целого дня, проведенного в клинике, дышалось легко, морозный воздух вливался в легкие бодрящей струей.