Доктор Торн
Шрифт:
– Но кто же отправляется на охоту с одной лошадью или даже с двумя, если похожая на пони старая кобыла для тебя тоже годится? Научу одной хитрости, приятель. Если выдержишь, то больше тебе ничего не страшно. Если не собираешься провести всю жизнь на поводке, сейчас самое время это показать. Конечно, ты знаешь молодого Бейкера – Гарри, который отметил совершеннолетие в прошлом году. Так вот у него в конюшне три гунтера и верховой. Если старый Бейкер имеет доход в четыре тысячи годовых, то наверняка потратил все до последнего шиллинга.
Так оно и было
– Возьми дело в свои руки, – продолжил поучение достопочтенный Джон, увидев, какое впечатление произвел на кузена. – Конечно, отец и сам понимает, что с такими лошадьми далеко не уедешь. Слышал, что, когда он женился на моей тетушке, у него была лучшая конюшня во всем графстве. К тому же ему еще не было и двадцати трех, а он уже стал членом парламента.
– Тебе же известно, что его отец умер, когда он был совсем юным, – заметил Фрэнк.
– Да, знаю, что ему повезло, как мало кому, но…
Теперь лицо молодого Фрэнка не просто покраснело, а побагровело. Когда кузен проповедовал необходимость иметь больше двух лошадей, он еще мог его слушать, но стоило заговорить о смерти отца как об удачном стечении обстоятельств, юноша испытал столь глубокое отвращение, что не смог больше притворяться равнодушным. Неужели допустимо так думать о самом близком человеке, чье лицо неизменно освещалось радостью всякий раз, когда сын оказывался рядом, хотя в остальное время оставалось хмурым? Фрэнк внимательно наблюдал за отцом и все видел. Знал, как отец его любит; чувствовал, что у того много забот и неприятностей, но в присутствии сына он старается забыть о них. Фрэнк любил отца искренне, преданно и глубоко, любил проводить с ним время и гордился доверием. Так мог ли он спокойно слушать циничные рассуждения кузена о том, что смерть отца – большая удача?
– Не вижу в этом даже тени удачи, Джон. Напротив, для меня подобное событие стало бы величайшим несчастьем.
Молодому человеку трудно изложить моральные принципы или даже просто выразить добрые чувства без того, чтобы не впасть в ложный пафос и не превратиться в посмешище!
– О, разумеется, мой дорогой, – со смехом отозвался достопочтенный Джон. – Несомненно, так оно и есть. Все мы без лишних слов понимаем любовь к родителям. Порлок, конечно, питает к отцу такое же чувство, но если бы тому вдруг вздумалось покинуть этот мир, тридцать тысяч годовых быстро бы утешили брата.
– Ничего не могу сказать насчет Порлока: он постоянно ссорится с дядей, говорю только о себе. Я ни разу не поссорился
– Все правильно, восковой мальчик, все правильно. Верю, что горе тебя не постигнет. Но если вдруг что-то случится, то не пройдет и полгода, как выяснится, что хозяйничать в Грешемсбери очень приятно.
– Уверен, что ничего подобного не выяснится.
– Прекрасно, да будет по-твоему. Ты же не поступишь так, как молодой Хатерли из Глостершира, когда его отец сыграл в ящик. Конечно, ты знаешь Хатерли?
– Нет, никогда не слышал о нем.
– Теперь он сэр Фредерик и обладает – точнее, обладал – одним из лучших состояний в Англии. Правда, теперь значительная часть богатства испарилась. Так вот, когда отец умер, наследник был в Париже, но тотчас примчался в поместье: сначала ехал поездом, потом на почтовых лошадях – и даже успел на похороны. Вернувшись из церкви, Фред увидел, как сотрудники похоронного бюро вешают на дверь мемориальную доску с изображением герба и надписью «Resurgam» внизу. Знаешь, что означает слово?
– О да, – произнес в ответ Фрэнк.
– «Я вернусь». – Не доверяя осведомленности кузена, Джон все-таки перевел латинское выражение. – «Нет! – воскликнул Фред Хатерли, взглянув на доску. – Будь я проклят, если ты это сделаешь, старик. Было бы слишком смешно. Уж я позабочусь, чтобы ты не вернулся». Парень встал ночью и взял с собой кое-кого из приятелей. Они притащили лестницу, закрасили обещание «Resurgam», а вместо него написали «Requiscat in pace», то есть «Покойся с миром», или, проще говоря, «Лучше оставайся там, где есть». По мне, так Фред поступил правильно, причем восстановил справедливость так же спокойно и уверенно, как… как решил бы любую другую задачу.
Фрэнк не удержался от смеха; особенно его развеселил перевод обычных посмертных надписей. Молодые люди вышли из конюшни и направились в дом, чтобы переодеться к обеду.
По просьбе мистера Грешема доктор Торн приехал заблаговременно, и сейчас они с хозяином сидели в его книжной комнате – так в доме называли библиотеку, – в то время как Мэри беседовала с девочками наверху.
– Мне необходимо получить как минимум десять тысяч фунтов, а лучше двенадцать, – признался сквайр, расположившись в привычном кресле возле заваленного бумагами и книгами стола и подперев рукой голову. Сейчас он совсем не походил на отца наследника благородного поместья, который сегодня достиг совершеннолетия.
Дело было первого июля, так что огонь в камине, конечно, не разжигали. Тем не менее доктор стоял спиной к камину, перекинув фалды фрака через руки, словно сейчас, в разгар лета, как часто делал зимой, говорил и одновременно грел тыльную сторону тела.
– Двенадцать тысяч фунтов! Это очень большие деньги.
– Я сказал – это желательно, – заметил сквайр. – Но можно и десять.
– Десять тысяч фунтов тоже сумма немаленькая. Не сомневаюсь, что сэр Роджер даст вам деньги, но взамен наверняка захочет получить документ о передаче правового титула.