Доктор Торн
Шрифт:
– Кое-что устроить! Но что, что именно? Люблю всякие интриги и считаю себя настолько опытной в таких делах, что заслуживаю звания генерала женских войск. Конечно, я не имею в виду людей особенных и необыкновенные обстоятельства, требующие такта, деликатности и тонкости.
– Очень хорошо, Мэри.
– Ничего хорошего; очень плохо, если ты так считаешь. Доложу тебе, милая, что не собираюсь упоминать о голубой крови твоих благородных родственников, будь то в шутку или всерьез. Так что же именно ты намерена организовать в мою честь, Триши?
– Хочу,
– Господи, Беатрис! Ты с ума сошла? Встать, пусть даже на одно утро, в изысканную аристократическую вереницу из замка Курси!
– Там будет Пейшенс Ориел.
– Но это еще не повод приглашать меня, тем более что вряд ли я выдержу столь высокую честь. Нет, Триши, шутки шутками, но не думай об этом: откажусь, даже если сама Августа пожелает включить меня в список избранных, просто буду вынуждена. Видишь ли, я тоже страдаю от избытка гордости – гордости столь же непростительной, как у других. Не смогу стоять у алтаря за спиной твоей сестры вместе с четырьмя леди – твоими кузинами. В этой галактике они звезды, а я…
– Но, Мэри, всем известно, что ты красивее любой из них!
– Я лишь покорная служанка. Но, Триши, я не стала бы возражать, если бы была страшна, как пророчица в чадре, а они прекрасны, как Зулейка. Слава здесь вырастает не из красоты, а из знатности. Сама знаешь, с каким презрением они будут на меня смотреть. А там, в церкви, у алтаря, в возвышенной торжественной обстановке, я не смогу ответить на открытое презрение так, как в любом другом месте, где нисколько их не боюсь.
В ответ на высокомерие Мэри вновь позволила себе поддаться той необузданной гордости, которую в спокойном состоянии сама бы осудила.
– Но ведь ты сама говорила, что надменность следует презирать и оставлять без внимания.
– Да, следует, Триши. Вот священник тоже говорит, что нужно ненавидеть богатство, однако, несмотря на мудрые слова, не меньше других жаждет этого самого богатства.
– Очень хочу, чтобы ты стала одной из подружек невесты.
– А я очень хочу отклонить ту честь, которая не была и не будет мне оказана. Нет, Триши, ни за что я не стану подружкой Августы, но… но…
– Что, дорогая?
– Но когда замуж будет выходить другая особа, когда к известному тебе дому будет пристроено новое крыло…
– О, Мэри, немедленно замолчи, не зли меня!
– Очень люблю смотреть, как ты сердишься. Так вот: как только наступит время этой свадьбы, тогда я непременно стану подружкой невесты, даже если меня не пригласят, даже если все Де Курси Барсетшира станут меня прогонять, даже если буду выглядеть как пыль среди звезд. Между их атласами и кружевами пролезу в ситцевом платье поближе к невесте, чтобы что-нибудь подать, что-нибудь подержать, коснуться фаты, почувствовать, что она рядом. – Мэри Торн обняла подругу и горячо воскликнула: – Нет, Триши, не стану я подружкой Августы! Лучше дождусь своей невесты.
Мы не станем повторять протесты Беатрис против возможности того события, на которое намекала Мэри. Приближался час
Глава 5
Первая речь Фрэнка Грешема
Мы уже упоминали, что, помимо собравшихся в доме родственников, на обед в честь совершеннолетия Фрэнка приехали гости: мистер и миссис Джексон из Грейнджа; мистер и миссис Бейтсон и их дочь; незамужняя леди лет пятидесяти из Аннесгрова; Бейкеры из Милл-Хилла – отец и сын, а также мистер Калеб Ориел, священник, вместе с красавицей сестрой Пейшенс. Доктора Торна и его племянницу Мэри учитываем в числе уже собравшихся в Грешемсбери родственников и друзей.
Таким образом, собравшееся в честь молодого Фрэнка общество не поражало воображение масштабом, однако виновник торжества был призван более активно играть роль главного героя, чем если бы явилась добрая половина графства. В этом случае важность гостей оказалась бы столь значительной, что молодому человеку удалось бы отделаться одной-двумя небольшими и не слишком яркими речами, но сейчас пришлось приветствовать каждого отдельным выразительным монологом, отчего работа показалась крайне утомительной.
Бейтсоны, Бейкеры и Джексоны держались чрезвычайно учтиво и сдержанно, что могло быть расценено как реакция на нынешнее состояние дел в Грешемсбери. Четырнадцать тысяч годовых сами по себе заслуживают почестей: факт не подлежит сомнению, – а обладатель таких денег не склонен с подозрением воспринимать отношение к собственной персоне, каким бы оно ни было. Однако призрак четырнадцати тысяч уже не столь убедителен. Мистер Бейкер, со скромным доходом в четыре тысячи фунтов, был намного богаче сквайра, а потому, поздравляя Фрэнка, особенно старался подчеркнуть ожидавшее наследника блестящее будущее.
Бедный Фрэнк не предполагал и даже не предчувствовал свалившегося на него потока восхвалений и пожеланий, а потому страшно устал прежде, чем обед был объявлен. Не испытывая к высокопоставленным кузинам более теплых чувств, чем обычная родственная приязнь, и не учитывая знатности, положения и прочих величественных соображений, которые с наступлением совершеннолетия должен был постоянно держать в уме, он решил, если получится, устроиться за столом рядом с Мэри Торн. Ну а если не с Мэри, то с другой милой сердцу особой – Пейшенс Ориел.
Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что после получаса всеобщего внимания пришлось шествовать в столовую рука об руку с величественной тетушкой-графиней, чтобы на один вечер занять место отца в нижнем торце стола.
– Теперь, Фрэнк, только от тебя зависит, сохранишь или потеряешь то высокое положение в графстве, которое в течение долгих лет занимали Грешемы, – провозгласила графиня, важно вышагивая по просторному холлу, и, не желая терять времени попусту, решила немедленно преподать племяннику тот великий урок, который юноша должен был непременно затвердить.