Доктор велел мадеру пить...
Шрифт:
И его большая мать
Стала песню напевать:
"Баю-бай! Баю-бай!
Будь моя свинюшка пай
Через год совсем как я
Будешь ты вполне свинья."
В свое время эти стишки хорошо были известны в литературных и около литературных кругах, их цитировали, даже толком не зная, каким образом и откуда они залетели в память того или иного человека.
Таким образом они воспринимались, как народное творчество.
Кстати сказать, и некоторые другие строчки
Например, следующее двустишие:
"- Как живете, караси?"
"- Ничего себе, мерси."
Часто так же повторялась вызывающая улыбку реплика "Я стою босяком в коридоре!", которая вылетела на улицу из романа "Время. вперед!" и была подхвачена московской публикой.
Закончив очередную работу, отец чувствовал себя опустошенным, становился замкнутым, молчаливым. Из его коротких реплик было ясно, что он боится, что уже никогда больше не сможет сесть за стол и написать ни одной строчки.
Так повторялось всякий раз, лишь только в рукописи ставилась последняя точка.
Однако степень остроты мучительного ощущения безнадежной внутренней опустошенности была разной. Во многом это зависело от внешних обстоятельств, которые бывали довольно суровыми, даже можно сказать ужасными.
Конечно же, подобные обстоятельства не сваливались на голову внезапно, условия их возникновения жизнь готовила тщательно и исподволь, но уже когда все было готово, то - берегись!
Если уж приводить пример такой ситуации, то лучше истории с романом "Святой колодец" и представить невозможно.
Отец приступил к работе на этой вещью в 1962 году и закончил ее через три года, в шестьдесят пятом.
Как обычно он писал с увлечением, целиком погрузившись в работу, ни на что постороннее не отвлекаясь.
Говоря "постороннее", я имею в виду в первую очередь руководство созданным им журнала "Юность", который отец возглавлял в течение пяти лет с момента основания в 1956 году до, кажется, 1960 года.
Именно тогда он вдруг - решительно и бесповоротно - навсегда ушел из редакции.
И как следствие этого шага - появление "Святого колодца", что дало основание читателям, следящим за его творчеством, говорить о "новом" Катаеве.
Ведь дальше последовали не менее успешные книги - "Трава забвения", "Кубик", "Алмазный мой венец", "Волшебный рог Оберона"...
Если забыл написать, то сейчас отмечу, что наряду со многими другими произведениями отца и "Трава забвения" и ранее упоминавшийся роман "Время, вперед!" названы словосочетаниями или строками из стихотворных произведений, в данном случае Пушкина ("Руслана и Людмилы") и Маяковского ("Левый марш").
Дальше можно перечислить все произведения, написанные отцом в течение почти двух с половиной десятилетий, завершающих его жизнь.
"Новый" Катаев.
Может быть и так.
Я же считаю, что новая
Почему он бросил "Юность" в то время, когда новый яркий журнал достиг широкой известности и был, что называется, на устах у всей советской читающей публики?
Здесь я вступаю в такую область, где больше приходится строить догадки, предполагать, чем говорить о безусловных фактах.
Как, например, "технически" должен был совершаться уход со своего поста главного редактора всесоюзного общественно политического и литературно художественного журнала?
Путь был один: Центральный Комитет коммунистической партии и Совет Министров выпускали постановление о снятии главного редактора с его должности в связи с тем-то и тем-то (переход ли на другую работу, из-за болезни ли, мешающей плодотворной деятельности, или же безо всяких ужимок объявлялось, что тот или иной товарищ в силу политической незрелости, если не хуже, не достоин занимать это ответственное место).
Короче говоря, они сами назначали человека, они же сами принимали решение об освобождении.
До случая с отцом не было такого, чтобы главный редактор покидал свой пост самостоятельно, по одному лишь собственному нежеланию продолжать на этом посту находиться.
И вот это произошло.
Однажды, уже после принятого решения уйти из журнала, отец появился дома расстроенный, даже подавленный.
В чем это выражалось? Мельком и как-то незряче взглянув на домочадцев, он прошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
Надо сказать, что закрытая дверь вовсе не была непреодолимой преградой. Если кому-то из нас - маме, сестре или мне - нужно было войти в кабинет, чтобы, допустим, взять из шкафа книгу, или сообщить что-то отцу или же о чем-то спросить - пожалуйста!
Но она (закрытая дверь) была красноречивым знаком того, что отец расстроен или чем-то озабочен.
В те, теперь уже бесконечно далекие времена, я был озабочен поворотами собственной судьбы (факультет журналистики, академический отпуск, целина, производственная практика, публикации в печати и так далее, и тому подобное) и особенно не вдавался в подробности отцовских дел.
Однако с течением времени обстоятельства прояснились, многие факты стали известны, и сейчас уже возникла более или менее отчетливая картина жизни отца в тот очень напряженный и решающий в его творческой судьбе период.
Отец заявил в редакции, что складывает с себя полномочия главного редактора, и, с облегчением вздохнув, отправился домой.
С плеч свалился огромный груз.
Он снова принадлежал самому себе, и уже никто не мог диктовать, как распоряжаться собственным временем.