Доктора флота
Шрифт:
Скрипнули железные ворота, и курсанты высыпали на Загородный проспект. У Витебского вокзала попрощались. Миша Зайцев собирался идти к тетке на Петроградскую сторону. У Васятки были другие планы. Он намеревался навестить актрису Ольгу Суворову.
— Суворова сегодня не занята в спектакле, — ответил администратор театра, подозрительно рассматривая беловолосого морячка. От ботинок курсанта так пахло сапожной мазью, что страдающий простудой администратор сморщился и чихнул, подумав: «Не пожалел, наверное, целой банки, босяк».
— Зачем вам ее адрес? — спросил он.
— Да не забижать же иду, — засмеялся Васятка. — Есть интерес.
Минут
— Я до артистки Суворовой, — сказал Вася.
— Оля, к тебе! — крикнул мужчина, а Васе приветливо сказал: — Проходите, молодой человек. Она сейчас выйдет.
В большой комнате, куда Вася вошел, он сразу почувствовал себя инородным телом. После бедноты их дома на Муне, после казенных интернатских кроватей и нынешней казарменной аскетической суровости роскошь комнаты подавляла. Белый рояль в углу, белая мягкая мебель, старинные массивные бронзовые часы, на стенах картины в тяжелых золоченых рамах. На мгновенье он пожалел, что пришел сюда, и подумал, не сбежать ли, пока не поздно. Но отворилась дверь и вошла она. В длинном домашнем халате, с небрежно рассыпанными по плечам густыми черными волосами, она показалась ему еще красивее, чем на портрете. «Куда там интернатской Надьке до нее. Вот это дроля! Поцеловать бы такую», — подумал он, восхищенно рассматривая актрису.
— Я слушаю вас, — в голосе Суворовой звучало нетерпение и сдержанное раздражение. По всей видимости, неожиданный визит оторвал ее от важных дел.
— Баско танцуете. Шибко нравитесь мне. Желаю вас поцеловать, — он выпалил это на одном дыхании, хриплым от волнения голосом и замер.
— Что?! Поцеловать? — ужаснулась актриса. — Вы с ума сошли! — Она даже задохнулась от возмущения и сделала несколько решительных шагов к двери, но на пороге обернулась.
Курсантик стоял на прежнем месте, устремив глаза в пол. Лицо его пылало, крупные кисти рук были сжаты так, что побелели пальцы. Он поднял на нее глаза — и Суворова только сейчас увидела, что глаза у него голубые, удивительной чистоты. Мальчишка показался ей забавным.
— Как вы сказали? «Баско танцуете» и «шибко понравились»? — она неожиданно весело расхохоталась, приказала: — Подойдите ко мне! Смелее, не бойтесь! Целуйте сюда! — и показала на щеку. Васятка наклонился и едва прикоснулся губами к ее холодной щеке. — А теперь убирайтесь!
— Чо? — не понял Вася, теребя в руках бескозырку. — Идти мне?
— Прекрати, Оля, — резко проговорил мужчина. Только сейчас Вася догадался, что это муж Суворовой. Минутой раньше он вошел в комнату, видел поцелуй, слышал последние слова жены. — С гостями так не поступают. Оставайтесь, молодой человек, пить чай.
— Ты прав, — засмеялась Суворова. — Как вас зовут, юноша? Идемте, Вася, почаевничаем.
Они сидели в столовой за небольшим круглым столиком, пили чай, и Вася рассказывал о своей жизни на Муне, об охоте и рыбалке, о братьях и сестрах.
— Я еще раз убедилась в своей правоте, — сказала актриса мужу. — Житель большого города не имеет родного гнезда. Здесь все безлико — люди, дома, язык. А вот у него все неповторимо, все свое.
— А разве Ленинград не твое гнездо? Разве он похож хоть на один город мира?
Они заспорили. Вася посмотрел на большие часы в темном деревянном футляре. Стрелка приближалась к десяти. В двадцать три заканчивалось увольнение. Он встал.
— Однако пойду я.
— Подождите, Вася, — сказала Суворова. Она подошла к письменному столу, порылась в ящике, достала свою большую фотографию в гриме Авроры из «Спящей красавицы». На минуту задумалась, надписала размашисто, разбрызгивая чернила: «Это верно — смелость города берет. Будущему профессору и адмиралу Василию Петрову» и подписалась: «Балерина Ольга Суворова».
Когда Вася вернулся в общежитие, Миша уже спал. Вася растолкал его, сунул под нос фотографию. Сонный Миша несколько мгновений обалдело смотрел на нее, потом замигал веками, спросил недоверчиво:
— Неужели действительно был в гостях?
— А чо, — довольно улыбнулся Вася. — Чаем угощала, приглашала приходить. Может, и пойду, ежели время будет.
— Уму непостижимо, — удивлялся Миша, продолжая держать в руках фотографию балерины.
— Поцеловать себя разрешила, — как бы мимоходом сообщил Вася, сонно зевая и расшнуровывая ботинки.
— Врешь! — встрепенулся, словно ужаленный, Миша, садясь на койку. — Не может быть!
— А чего мне врать? Сходи у мужа спроси.
Через минуту он уже спал.
Грозой курсантов военно-морских училищ Ленинграда был заместитель начальника ВМУЗов по строевой части генерал-майор Татаринцев. Небольшого роста, щупленький, конопатый, он ходил в огромной фуражке с нахимовским козырьком. По этой фуражке курсанты узнавали его на улице издалека и старались скрыться в ближайшем парадном. Татаринцев любил незамеченным пройти через проходную в училище, а потом долго распекал местное начальство, что у них никудышне несется дежурная служба. Любил в неурочный час появиться в казарме, застав всех врасплох, и объявить тревогу. После его визита карцеры училищ всегда переполнялись арестованными, и лишь доклад дежурного, что мест больше нет, заставлял Татаринцева удовлетворенно улыбнуться и уйти. Пребывание в училище, если больше нельзя сажать в карцер, с его точки зрения, становилось бессмысленным. Среди курсантов о нем ходила поговорка: «Незваный гость лучше Татаринцева». Страх перед ним был так велик, что Миша Зайцев заработал месяц без берега при совершенно комических обстоятельствах. Он получил увольнительную, переоделся у тети Жени в штатский костюм и решил совершить велосипедную прогулку. На Большом проспекте он внезапно увидел в толпе пешеходов знакомую фуражку. Миша побледнел, ноги мгновенно ослабли и перестали вертеть педали. Забыв, что на нем штатский костюм, Миша спрыгнул с велосипеда и вытянулся на обочине мостовой по стойке «смирно». Зоркий Татаринцев заметил юношу с испуганным лицом и смекнул, в чем дело.
— Вы кто? Курсант?
— Так точно, — ответил Миша. На лице его была написана полнейшая безысходность.
— Какого училища? Дайте увольнительную записку. Почему переоделись в цивильную одежду? Не знаете, что это категорически запрещено?
— Знаю, — сказал Миша упавшим голосом. — Нас предупреждали.
— Вот видите — знаете, — проговорил генерал, чувствуя, что он уже готов простить юношу, и подавляя в себе это желание. — Тем больше ваша вина. Отправляйтесь в Академию и доложите, что вас прислал генерал Татаринцев.