Доктрина шока
Шрифт:
Администрация Клинтона прислушалась к мнению Уолл-стрит. В ноябре 1997 года, через четыре месяца после развития кризиса, в Ванкувере состоялся саммит Организации экономического сотрудничества стран азиатско-тихоокеанского региона. Билл Клинтон вызвал негодование у азиатских участников, пренебрежительно назвав их экономический апокалипсис «мелкими помехами на пути» этих стран 12 . Он ясно дал понять, что Казначейство США не намерено облегчать эту боль. Что же касается МВФ, международной организации, созданной специально для предотвращения подобных катастроф, там ничего не предпринимали; после России это стало обычной практикой фонда. Хотя МВФ отреагировал на проблему, но это не были срочные займы для стабилизации, которые нужны при чисто
Когда сторонники свободной торговли хотели в начале 90-х привести какой-нибудь убедительный пример, подтверждающий их правоту, они всегда говорили об «азиатских тиграх». Экономика в этих странах творила чудеса, она развивалась стремительно, и это объясняли тем, что они открыли границы для несдерживаемой глобализации. И действительно, «тигры» росли с огромной скоростью, однако неверно было бы объяснять этот рост свободной торговлей. Малайзия, Южная Корея и Таиланд все еще придерживались протекционистской политики, они не позволяли иностранцам владеть землей и покупать национальные фирмы. Кроме того, государство в этих странах все еще играло важную роль, оно владело такими сферами, как энергия или транспорт. Вдобавок «тигры» отказывались закупать многие продукты в Японии, Европе или Северной Америке, создав свои местные рынки. Их успех не вызывал сомнения, однако он доказывал лишь то, что смешанная контролируемая экономика развивается быстрее и равномернее, чем экономика стран, последовавших рецептам «вашингтонского консенсуса», которые отдают диким Западом.
Эта ситуация не устраивала японские и западные инвестиционные банки и транснациональные корпорации: потребительский рынок в Азии стремительно рос, и они хотели бы получить доступ к этому региону, чтобы продавать свою продукцию. Они также хотели бы заполучить право покупать корпорации «азиатских тигров» — в частности, корейские холдинги вроде Daewoo, Hyundai, Samsung и LG. В середине 90-х под давлением МВФ и только что созданной Всемирной торговой организации правительства «тигров» решили пойти на уступки: они сохранят законы, которые не позволяют отдавать местные фирмы иностранцам или приватизировать важнейшие государственные компании, но откроют границы своего финансового сектора для инвестиций в ценные бумаги и торговли валютой.
В 1997 году, когда поток денег неожиданно сменил свое направление, это было прямым следствием спекулятивных инвестиций, которые были легализованы лишь под давлением Запада. Разумеется, с Уолл-стрит ситуация представлялась совершенно иной. Ведущие инвестиционные аналитики решили, что этот кризис дает шанс навсегда устранить барьеры, которые охраняют азиатские рынки. Особенно много внимания уделял этому вопросу стратег банка Morgan Stanley Пелоски: если кризис углубится и регион полностью лишится западных денег, азиатские компании либо будут закрыты, либо их придется продать западным фирмам. Оба исхода устраивали Morgan Stanley. «Я бы хотел, чтобы компании были закрыты, а их активы распроданы... Продажа активов — сложный процесс, обычно хозяева не хотят их продавать, пока их что-то не вынудит прибегнуть к этой мере. Поэтому нам нужны плохие новости в достаточном количестве, чтобы под их давлением корпорации приступили к продаже своих компаний» 13 .
Некоторые восторгались азиатским кризисом еще откровеннее. Хосе Пиньера, бывший знаменитый министр Пиночета, который теперь работал в Институте Катона в Вашингтоне, говорил о кризисе в Азии с нескрываемой радостью, заявив, что наконец-то «настал день расплаты». По мнению Пиньеры, этот кризис был последним этапом войны, которую он вместе с «чикагскими мальчиками» начал в Чили
Мнение Пиньеры вовсе не было маргинальным. Его открыто разделял Алан Гринспен, глава Федеральной резервной системы США и, возможно, самый влиятельный человек в мире из тех, кто определяет экономическую политику. Гринспен говорил, что этот кризис — «самое яркое событие с точки зрения консенсуса относительно рыночной системы, которого мы придерживаемся в нашей стране». Он также заметил, что «настоящий кризис ускорит во многих странах Азии демонтаж остатков системы с сильным элементом правительственных инвестиций» 15 . Иными словами, разрушение управляемой экономики Азии было на самом деле строительством новой экономики в американском стиле — родовые муки новой Азии, если использовать слова, которые он произнес несколько лет спустя по поводу еще более ужасающего события.
Глава МВФ Мишель Камдессю, который был вторым по влиятельности человеком, определявшим ход монетарной политики в мире, выразил подобное мнение. Он сказал, что этот кризис дает Азии возможность сбросить старую кожу и заново возродиться. «Экономические модели не должны быть чем-то неизменным, — говорил он. — Когда-то они были полезны... а затем устаревают, и от них следует отказаться» 16 . Этот кризис, рожденный слухами, которые сделали из фантазии реальность, очевидно, нес в себе такую возможность.
Не желая упускать благоприятный момент, МВФ несколько месяцев не реагировал на кризис, а затем вступил в переговоры с правительствами азиатских стран. Только одна страна тогда сопротивлялась — Малайзия, потому что ее долги были относительно невелики. Премьер-министр Малайзии Махатир Мохамад, неоднозначная фигура, сказал, что не хочет «разрушать экономику, чтобы она стала лучше», из-за чего его тогда сочли неистовым радикалом 17 . Все прочие азиатские страны, переживавшие кризис, — Таиланд и Филиппины, Индонезия и Южная Корея — слишком отчаянно желали получить помощь и не могли отказаться от займов у МВФ на десятки миллиардов долларов. «Невозможно заставить страну обратиться к вам за помощью. Просить должна она сама, — говорил Стенли Фишер, представитель МВФ, отвечавший за эти переговоры. — Но когда страна осталась без денег, у нее не так уж много вариантов» 18 .
Фишер был одним из самых ярких сторонников проведения шоковой терапии в России, несмотря на тяжелое бремя этих мероприятий, и относился столь же твердо к странам Азии. Некоторые правительства, учитывая, что кризис был вызван беспрепятственным перемещением денег через границы их стран, предлагали затруднить их движение и создать какие-то барьеры, иными словами, выступали за пугало под названием «контроль над капиталом». Китай сохранил такой контроль (проигнорировав советы Фридмана в этом отношении), и он оставался единственной страной в регионе, не охваченной кризисом. Малайзия восстановила подобные барьеры, и, кажется, эта мера оказалась эффективной.
Фишер и другие представители МВФ решительно отмахнулись от этой идеи 19 . МВФ не интересовали подлинные причины кризиса. Вместо этого, как на допросе в тюрьме, где палач ищет слабые места своей жертвы, фонд думал только о том, как воспользоваться рычагом кризиса для своих целей. Бедствия заставили группу упрямых стран просить о помощи; не использовать открывшееся окно возможностей было бы, по мнению экономистов чикагской школы, руководящих МВФ, равносильно профессиональной халатности.