Долг. Мемуары министра войны

Robert M. Gates

The Duty: Memoirs of a Secretary at War

Перевод с английского В. Желникова

Компьютерный дизайн Г.В. Смирновой

Печатается с разрешения издательства Alfred A. Knopf, an imprint of The Knopf Doubleday Group, a division of Random House, LLC.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Эта книга повествует о моих четырех с половиной (и даже больше) годах войны. Преимущественно в ней рассказывается, конечно, о боевых действиях в Ираке и Афганистане (плоды первоначальных побед в обеих странах были омрачены тактическими ошибками, политической близорукостью и возобновлением

активного противостояния); также в книге много места уделяется ситуации в Вашингтоне, развитие которой спровоцировало длительную и жестокую кампанию с целью избежать стратегического поражения. Да, в основном я рассказываю о войне против «Аль-Каиды» и Усамы бен Ладена, на которых лежит ответственность за нашу национальную трагедию, 11 сентября 2001 года. Кроме того, эта книга повествует о моей политической войне с конгрессом – войне, которая продолжалась каждый день моего пребывания на министерском посту, а еще – о драматическом контрасте между публичной респектабельностью двухпартийной системы и моими личными чувствами, которые вызывала эта мнимая респектабельность и среди которых преобладали разочарование, отвращение и ярость. Имели место и политические войны с Белым домом, прежде всего с сотрудниками администрации, а иногда и с президентами – причем с президентом Обамой мы воевали чаще, чем с президентом Бушем. Наконец, я намерен поведать о своей бюрократической войне с министерством обороны и армейскими структурами, войне по превращению министерства из органа, планирующего подготовку к военным операциям, в полноценный боевой командный центр, войне по превращению имевшихся у нас вооруженных сил в такие вооруженные силы, которые были необходимы для победы.

Джордж У. Буш и Барак Обама оказались соответственно седьмым и восьмым президентами США, с которыми мне довелось работать. Ни с одним из них я не был знаком лично, когда начиналось наше сотрудничество, и они тоже меня не знали. К моему удивлению (и ужасу), выяснилось, что я – единственный в истории США министр обороны, которого новоизбранный президент попросил остаться в должности, причем его не смутила даже моя принадлежность к другой партии. Свой пост я занял в середине декабря 2006 года, преследуя конкретную цель – сделать все возможное, дабы предотвратить катастрофу, которую сулило положение дел в Ираке. Я понятия не имел, как этого добиться, и совершенно не представлял, сколь радикальные изменения потребуется произвести в Пентагоне ради достижения этой цели. А еще я и думать не думал, насколько кардинально и насколько далеко со временем моя миссия распространится за пределы Ирака.

Оглядываясь назад, я обнаруживаю другую составляющую моих четырех с половиной лет в состоянии войны, параллельную войне, – это любовь. Под этим словом я подразумеваю любовь – именно так и никак иначе, – с которой привык относиться к американским вооруженным силам, и всеобъемлющее чувство личной ответственности за них. Скажу прямо: исключительно этой любовью и этой ответственностью определялись некоторые мои самые важные и значимые решения. К концу моего пребывания в должности дошло до того, что я едва справлялся с волнением, когда говорил с американскими солдатами или рассказывал о них. В начале пятого года на министерском посту я осознал, что мое стремление защитить их – в войнах, которые мы на тот момент вели, и в прочих, которых хотелось бы избежать, – затуманивает мои суждения и тем самым резко снижает мою полезность для президента; это обстоятельство сыграло определенную роль в моем решении уйти в отставку.

Я не претендую на то, чтобы считаться автором полной, тем более окончательной истории войн в период с 2006 по 2011 год. Это просто моя личная история – рассказ о том, как я служил министром обороны США в эти бурные и трудные годы.

В августе 2002 года я стал президентом Техасского университета [1] и к октябрю 2006-го успел отработать значительную часть своего пятого года в этой должности. Я был по-настоящему счастлив, и многие «агги» [2] (хотя и не все) считали, что мне удалось изменить к лучшему едва ли не все аспекты университетской жизни и деятельности (не считая разве что футбола). Первоначально я полагал, что пробуду президентом только пять лет, но потом согласился увеличить этот срок еще на два года – до лета 2009-го. После чего мы с женой Бекки рассчитывали наконец осесть в нашем доме на Тихоокеанском побережье.

Неделя, отсчет которой пошел с 15 октября 2006 года и которая коренным образом изменила мою жизнь, началась традиционно – с нескольких деловых встреч. Затем я отправился в рабочую поездку, и ее конечным пунктом был Де-Мойн, штат Айова, где мне предстояло выступить с речью в пятницу, 20 октября.

В тот же день, где-то после часа пополудни, я получил по электронной почте письмо от моего секретаря Сэнди Кроуфорд; в письме сообщалось, что советник по национальной безопасности президента Буша, Стив Хэдли, просит позвонить ему «в ближайшие пару часов». Сэнди приписала, что в стремлении связаться со мной помощник мистера Хэдли был «весьма настойчив». Я попросил Сэнди проинформировать Стива, что я непременно позвоню ему в субботу утром. Я понятия не имел, что от меня понадобилось Стиву, но я почти девять лет и при четырех президентах был членом Совета национальной безопасности (СНБ) и твердо усвоил нехитрую истину: западное крыло [3] частенько требует безотлагательных действий, когда в этом нет насущной необходимости.

Мы с Хэдли познакомились на заседании СНБ летом 1974 года и с тех пор поддерживали дружеские отношения, хотя лично встречались редко. В январе 2005 года Стив, который сменил Кондолизу Райс в качестве советника по национальной безопасности при втором сроке Джорджа Буша, поинтересовался, не хочу ли я стать первым директором Национальной разведки – ведомства, созданного годом ранее; причем я не скрывал, что это решение и сам этот пост видятся мне, мягко говоря, спорными и неработоспособными. Президент и его старшие советники желали, чтобы я от критики перешел к практике и заставил это ведомство работать. В понедельник инаугурационной недели я встретился с Хэдли и главой администрации Белого дома Энди Кардом в Вашингтоне. Мы подробно обсудили прерогативы разведки и расширение президентом возможностей директора Национальной разведки, и к выходным все – и я в том числе – уверились, что я соглашусь взяться за эту работу.

Мы расстались с условием, что в следующий понедельник я позвоню Карду в Кэмп-Дэвид и сообщу о своем окончательном решении. Все выходные я не находил себе места. В ночь с субботы на воскресенье, ворочаясь без сна в постели, я не выдержал и попросил Бекки принять решение за меня: я знал, как сильно ей нравится Техасский университет, так что от нее всего-то и требовалось сказать: «Нет, в Вашингтон мы не вернемся». Но вместо этого я услышал: «Мы сделаем так, как выберешь ты». Оставалось только поблагодарить жену – и думать дальше.

Поздно вечером в воскресенье я бродил по кампусу, дымя сигарой. Обойдя такие привычные и хорошо знакомые корпуса, я решил, что не могу бросить университет: ведь еще столько планов, столько целей намечено. Вдобавок я очень, очень не хотел возвращаться на работу в правительство. Я позвонил Энди следующим утром и попросил передать президенту, что я вынужден отказаться. Похоже, мой отказ его ошеломил. Вероятно, он даже воспринял случившееся как предательство – о чем я искренне сожалею, – но это было взвешенное решение. Вернувшись домой, я сказал Бекки: «Теперь нам ничто не грозит, администрация Буша больше никогда не попросит меня о чем-либо». Я ошибался.

В девять утра в субботу – почти два года спустя, считая с того случая, – я, как и обещал, перезвонил Стиву. Он не стал тратить время на дежурные любезности и задал прямой вопрос: «Если президент попросит вас стать министром обороны, вы согласитесь?» Ошарашенный подобной прямотой, я ответил без обиняков и колебаний: «Наши дети гибнут на двух войнах. Если президент считает, что моя помощь пригодится, у меня нет выбора – я должен согласиться. Это мой долг». Американские солдаты выполняют свой долг – как же я могу пренебречь своим?